Анастасия Ростова - Русские бабы

…Человечек, слепленный из хлеба,
человечек, дорасти до неба.
Вот тебе одёжки выходные,
старый тазик, коники резные.
Обживай игрушечное царство.
За мечту свою попробуй драться.
За любовь большую, за картошку.
Заведи себе собаку, кошку…
Бестолковый ты, мой человечек.
Нам с тобой и в дождь укрыться нечем.
Потому-то – с хлебную мы крошку.
Ты душа моя. Мы понарошку.
Ничего-то нет у нас земного.
Только в лом расколотое слово
да скотинка, ночи зеленее —
та собака, что летать умеет.
С ней-то мы и хлопаем ушами.
Решето и то лучится нами.
…Как любовь в карете мчится мимо.
Мы ж – а не посмотрим в её спину.
Не пойдём. А то – какая цаца.
Мы цари. Нам легче улыбаться.
Без такой козы не зачерствеем.
До зимы дотянем, доболеем.
В молоко тогда себя покрошим
и схлебаем расписною ложкой.
Ржи тогда, любовь большая… лошадь!

Уронила я копейку.
Позабыла – как и звать.
Надо, надо мне копейку —
Не стесняться – подобрать.

Подняла, наказ дав строгий:
– Не валяйся на земле!
А на ней – Святой Георгий,
что с герба глядит в Кремле,

Да висит над президентом,
над российскою главой,
Что чеканен был на медной,
на копеечке святой.

По землице, по Господней,
как копеечка, звеня,
покатилась Русь в исподнем
в чужедальние края.

Славя а глицкое слово,
будто сами дураки.
И – Георгия Святого
попирают червяки.

Углубясь в эксперименты,
продал сын родную мать.
Уж негоже президентам
Русь – копейку подымать.

Эх, прощай, душа-жалейка —
мы – святая простота —
Да не ты ль, моя копейка,
Ахиллесова пята?

Мы же помним, мы же знаем!..
Аль Европа нам чета?
Как копейка – Русь Святая…
Иль не стоишь ни черта?

Вот – живу и не привыкну,
Что лежишь ты на боку.
Эх, Георгий, эту б пику
Прямо в харю червяку!

За окошком солнышко такое —
Свет апреля, первое число.
На окошке – луковое горе
Чиполинкой смелой проросло.

В списанном стакашечке гранёном
Утвердилось, медное, и вот —
Пёрышком весёлым и зелёным
Всей кипучей радостью живёт.

Круглое, укоренясь на зависть,
Разомлело, будто это Рай.
И права стаканные качает
Каждый вечер, только подливай.

А сегодня головою медной
Покачнулось в гранях, на окне.
И шепнуло тихо и безвредно:
– Не могу, устало, горько мне.

От дома и до дома побираться —
Сколь милостынь у нищего в мешке!
Мне б с лёгкостью
любить и расставаться.
Быть ветреной и мчаться налегке.

Так чередою засиневших просек,
Где брезжит то колючка, то люпин,
Бежать без промедления, без пользы,
Без памяти, без встреч и без смотрин.

Меня из дома выгонят.
Пойду я побираться —
на дудочке наигрывать
да над собой смеяться.

Сошью-ка юбку до полу
из шали старой девы,
чтоб шли по свету, по белу
со мною быль да небыль.

Нанищенствую грошик я,
покроют ноги цыпки,
забуду всё из прошлого
и стану неказистой.

Усну, дождём настигнута,
в дому, где на сушилах
полна солома с иглами
мышами да крапивой.

У обрыва, там, где снега вату
Солнце съело, прямо на краю,
Жёлтой мать-и-мачехи цыплята
Вывелись так рано и живут.

Поутру зима ещё, морозно —
Снег и лёд, да мёрзлая земля.
А они решительно и звёздно
Глазками наивными глядят.

Вот оно – само упрямство жизни.
Встали за себя, за жизнь, в штыки.
От наветов злых и укоризны
И в мороз решительно – цвести!

На земле как первая заплатка —
Плоть живая начинает путь.
Так и мне – сквозь дебри лезу – надо
Их глазами в детство заглянуть.

Написано на заборе,
а значит, и не секретно,
одно изреченье простое:
«Ёжики любят лето!»

И ёжик такой счастливый,
что нарисован кем-то.
И думает так красиво:
«Ёжики любят лето!»

Весь город картинку видит.
А может, и вся планета.
Лишь ёжиков не спросили:
– Ёжики, любите лето?