Александр Кованов - 2020. Вне расписания…

по какой я статье отмотал
двадцать пять на делянках таёжных?
Полста-восемь… Такую слыхал?
Чудом выжил. Такое возможно.

Всё прошёл. И арест, и цингу,
издевательства, холод и голод.
Четверть века валил я тайгу.
Слава Богу, что я ещё молод

был и крепок здоровьем тогда.
А не то бы отдал душу Богу.
Не расскажешь всего… А беда
ковыляла со мной всю дорогу

и кричала в затылок: «Шалишь!
Всё коптишь на остаточках фарта?»
…Я заплакал от радости лишь
только раз… Только пятого марта.

Мы старимся? А, может, увядаем
как осенью люпины у реки..?
Мы старимся… И вместе ожидаем
тот мир иной… Не выпустив руки,
пройдём с тобой сквозь осени и вёсны,
отмеренные кем-то с высоты…
Не старимся… Скрипят тихонько сосны…
А, может, эти сосны – я и ты?

Простите меня… Я из пушки
по танкам врага не стрелял.
Окопов не рыл на опушке
и верных друзей не терял.

Не сбрасывал я зажигалок
с проломленных крыш по ночам.
Родных не искал по завалам.
Я просто смотрел и молчал…

Простите меня… На заводе
не мог я стоять у станка.
Я не был счастливцем во взводе
оставшемся после полка.

Не вёл я полуторку смело
по Ладоге в сторону тьмы,
которая поедом ела
людские сердца и умы.

Простите меня… Я, как надо,
советской стране не служил.

Я умер…

ребёнком…

в Блокаду…

Неделю всего не дожил
до тихого шёпота мамы:
«Прорвали Блокаду, сынок…»

…Не имут погибшие сраму.

Простите…

Я выжить не смог…

Мне не верилось в невозможное
и закрытой казалась дверь
до касания осторожного
со словами: «Живи и верь!»

И простым оказалось сложное…
Прорываясь сквозь боль потерь,
я возможное невозможное
постигаю с тобой теперь.

Кто-то истины непреложные
перекраивать будет вновь…
Но одна лишь из них возможная —
это наша с тобой любовь.

Пей из моих ладоней
и за меня держись…
Знай, что никто не тронет
нашу с тобою жизнь.

Пей… Животворной влагой
сердце наполни… И
знай – не ступлю ни шагу
я без твоей любви.

Будет ещё бездонней
свет по утрам в окне…
Пей из моих ладоней,
будь навсегда во мне.

За окошком пока
стыло
и стучится в стекло
ветер.
А я строчки пишу
милой.
Незатейлив и прост
метр.

Я простое своё
счастье
со стихами возьму
в целом,
сохранив на холсте
маслом,
на невинном холсте
белом.

Если Бог одарил
речью
и в ладони вложил
дело,
то мгновению жить
вечно
и в стихах, и в мазках
смелых.

Дома остаться, увы, не придётся.
Мы с тобой, милая, первый окоп.
Нам в поликлинике дело найдётся.
Короновирусу врежем мы в лоб.

Дома остаться… А было бы здорово.
Можно и книгу свою написать.
Или бы велики шустрые, с норовом
нам в Белоострове вновь погонять.

Дома остаться… Мечта запредельная.
Нам карантин не положен. Увы…
Лето и отпуск – то дело отдельное.
Ты не болей и живи… И живи…

Бабушка с внуком пришли в поликлинику.
Мальчик хороший. На вид лет шести.
Бабушка требует, гнёт свою линию:
«Внуку комиссию надо пройти».

Я объясняю спокойно и ласково,
что отменён диспансерный приём.
Мечет бабулечка молнии глазками
и говорит: «Карантин не при чём!