Владимир Берязев - Моя ойкумена. Лирика 1979-2009

Будет поле, тропа и рожь
С упованьем вечного лета,
Будет берег этого света,
Тяга почвы и жатвы нож…

Свет – не прах! Соломон не прав:
Пусть погрузят жизнь на телегу —
Даже пылью своих молекул
Я запомню творенья нрав!

Верь поэту – бессмертна душа.
Он заглядывал за неизбежность,
Он угадывал тайную смежность
Почвы с небом.
Страшась, кружа

За границей родного тела,
Над воронкой тлена времен,
Он за память любимых имен
Зацепился осиротело
И вернулся…
Упало зерно,
Миновав равнодушный жернов,
Возле сфер поющего жерла
И взошло, и тепла полно…

Я свободен.
И я любил.
Я глядел в глаза коридора,
Жизнь и смерть идут сквозь который,
По которому в громе хора
Светлый предок мой уходил.

Когда нет сил ни жить, ни умирать,
Когда тебя неведомой воронкой,
Невидимой сосущею дырою
Зовет и тянет Черная дыра,
И шахтой открывается в груди
Бездонный мир,
Вращающий во мраке
Нагую душу,
В ропоте и страхе
Ступившую на тайные пути:
Нет времени,
Ни лиц,
Ни просто тел,
И ты, пока лишь медленно,
По краю
Скользишь,
Полубезумно замирая,
Предчувствуя, что вовсе не предел
И свет бег мгновенный,
И вселенной
Межзвездные просторы,
И когда
Уже готов ты кануть в никуда,
Вдруг… устрашишься:
Горестный и пленный,
Гребешь назад, наверх, на божий свет,
Возрадуешься, вынырнув из мрака!..
Ты не свободен от любви и страха.
Покуда счастья нет, и смерти нет.

На апрельский протал
Осыпается хвоя.
А небесный портал
Отворен синевою.

Осыпается лес,
Обновляясь на лето.
Отступает болезнь
Сотворенья поэта.

Вот и сник мой восторг
Добывания света
Страсть рассеял простор.
А избранника мета

Поистерлась, как лэйб
На заношенных джинсах.
Ах, скорей бы, смелей б
Это все завершилось:

Стрый эксперимент,
Где душа – инвалюта.
Что ж на здешний момент
Тошно этак и люто?..
Можно с небом на «ты»,
А со словом играя
Всяко…
Только плати,
Дорогой, дорогая,
Дорогие мои,
Дорогое веселье…
Вот и все соловьи,
Все весны новоселье.

Поделю свою душу на части,
На мильоны ничтожных частей,
Чтобы выяснить формулу счастья
И константу добрых вестей.

Разложу до первичной основы,
До начального чувства тепла,
До не ставшего звуками Слова,
До черты, где колеблется мгла.

Бесконечно ничтожная малость,
Первобрешь рокового Ничто,
Точка света, где образовалось
Галактическое решето.

Ну, еще раз! Анализ покажет,
Отчего эта жизнь хороша.
Делим! Но – перед нами все та же
Бесконечно большая душа.

Не постигнешь пытливою волей
Сокровенную тайну кольца.
Так не прячь перед вольною волей
Потемневшего думой лица.

Лучше спой, молодой и беспечный,
Выходя за отцовский порог,
О душе неделимой и вечной.
Это Пушкина добрый урок.

Шумит хвоя так высоко и густо,
Что чудится – ты в детстве у печи,
А в доме тихо, сумрачно и пусто,
Труба гудит да мятник стучит.

В бору иголок сыплющийся шорох,
И медленно,
Почти не наяву,
Сухая шишка сквозь смолистый морок,
Стуча о ветви, падет в траву.

И ты упал в небесные палаты,
Летишь, кружась, и наблюдаешь, как
Сосновой медью свитые канаты
Теряются в зеленых облаках.

Бор отразился в лужицах и росах,
Он раздробился, переломился и
Земля висит на трех простых вопросах:
О времени, о смерти, о любви.

Но в данной точке синего пространства
Любви полна вселенная моя,
Застыло время знаком постоянства,
И смерти нет в пределах бытия.

Лишь в капле смолки иглисто искрится
Большого леса детская душа
Да, зноем на прогалинах дыша,
В колоннах солнца марево струится…

I
В закатных травах, нем и одинок,
Я вспоминал, что значит слово «совесть»…