Вячеслав Ладогин - Спички

Перельман разъяснил мне: поверхность пылавших лесов
Просто может сводиться к нажатию клавиши с точкой
После фразы, и пламя качнулось на чаше весов,
И наехали буквы одна на одну длинной строчкой,

Чтобы вышивкой внутрь свернулась земля, как покров,
Некто – пальцем об клавишу – в некий момент, ставший почкой.
Гроздь же огненных ягод, полна серебристых ветров,
Расцвела, заклубилась под женственной солнечной мочкой.

Над нагой чернотою земли жемчугов белизна.
И горящая наша страна – в ухе бездны серьга,
Друга было нам в копоти не отличить от врага,

В геометрии дыма мы кашляли еле живые,
Не понять мне, пожалуй, вот Фёдор Иванович знал,
Чем блажен тот, кто мир посетил в эти дни роковые.

1. Человека Тебе из под камня не станет за труд.
2. Я пляшу, как умею. От меня, не скажу анонима,
Восприми просьбу горькую! Ты посмотри, твой я – тут!
Ты послушай, я – вот он я – баран Твой, никем не любимый.

Припев 1:
Свет и латы и щит мой неуязвимый. Враг от слова бежит Твоего.
Сгиньте с глаз, язычники с гимнами, я вложил себя в слово всего.
Сил пошли Ты мне с доброй волею, я выживу только тогда.
Дай надежде моей богомольной трепетать во мне без стыда.

Жизнь промчалась как дым, мои кости рассохлись щепой.

3. Скошен я луговою травой, стало сердце как клевер сушёный,
Хлеб не лезет мне в горло.
Когда я прикажу себе «пой», —
Только кашель, стон хриплый – из глотки моей воспалённой,
Стон такой, что всё мясо прилипло к костям от него.
4. Вот я кто! – птица в голой пустыне, ворон я, и в развалинах дома
Глухо каркаю.
5. Я от бессонницы еле живой,
Одинокая птица на крыше. Под худыми ногами – солома.

Припев 2:
Сил пошли Ты мне с доброй волею, я выживу только тогда.
Дай надежде моей богомольной трепетать во мне без стыда.
6. Оскорбляют враги каждый день, а друзья мной клянутся и рады.
7. Вместо хлеба я пепел жую, от слёз вода солоновата.
8. Вот каков он, Твой гнев, Ты, подняв, меня сверг без пощады.
9. Жизнь исчезла, как тень: не нужна ей сухая трава-то!
10. Ты же – вечен, Хозяин: помнил прадед тебя,
Вспомнят правнуки,
11. Ты, конечно, Цыйону подашь, будет щедрость – ко времени.
12. Ибо даже и камни мы любим Цыйона, и прах его.
13. Твоё Имя враждебным народам ужасно, и царскому семени.

Припев 1:
На земле – Твоя слава ужасна.
14. Поскольку Цыйон
Ты создашь, Боже, сызнова, после —
Явишься смертным, прославленный.
15. Скажут: «Смирных мольбу не отверг еле слышную Он».
И об этом напишут, дополнят и «верить исправленному»…

Припев 1:

И потомки Тебя воспоют так, как пели и мы,
16. Понимая, что Ты с высоты землю слушал внимательно,
И лечил её боль.
17. Вызволяя ягнят из тюрьмы,
Жалко блеющих, связанных стражей кровавой старательно,
Отпуская на волю детей, чьи убиты родители,
18. Чтоб им петь на Цыйоне, и в Ерусалиме Тебе, Господь.
19. Соберутся цари и народы в Господней обители.
20. Обратился царь к Грому, хоть была во цвету его плоть:
21. «Господь, дай мне узнать,
Насколь близка моя кончина», —
22. И умолял на середине не порвать
Живую нитку дней и не вести ко Гробу,
Окрепнуть дать
Изнемогающему нёбу.
23. Человека Тебе осчастливить не станет за труд,
Ты ведь вечен.
Из пальцев Твоих вышла суша, топь, небо, —
24. Это всё, я считаю, погибнет. И тучи умрут.
Ты – останешься. Мир будет платьем изношен нелепо,
Молью съеден до дыр, нитки будут торчать с высоты.
Ты свернёшь его тряпкой: землю, море, и нас, горемычных,
А потом мир изменишь Ты.
25. И не изменишься Ты,
Лет Твоих не прибудет, не станет – больше обычных.
26. Ты поселишь в том мире детей Твоих: смирных рабов,
И потомству их даст исправление – Неба любовь.

Припев 1:

Плотина… похожа на лошадь она
С прилипшим на холке жокеем.
И смерть её – всадника только вина:
Мы не все брать барьеры умеем.
Кто скачку в «Карениной» с Вронским читал,
Тот помнит: хребет он кобыле сломал,
В прыжке надавив ей на спину,
Так угробил наш дятел плотину.
И вот, когда рухнула ГЭС, я глаза
Погибающей лошади видел,
Потом шкура сверкнула… простите,
Два образа я произвольно связал.
Ты побудь, моё сердце, на том берегу,
Я оттуда тебя позову, как смогу.
Что ж, дятел… Саянская рухнула ГЭС,
И я пережил это трудно.
Ты спросишь: «Откуда такой интерес
К аварии этой у трутня,
Лентяя, поэта»… – мой дядя, как есть,
Всю жизнь положил в эту хренову ГЭС.
…Был самых он, нет ли, но правил,
И ГЭС мне в наследство оставил.
…И я там работал, при «лошади» сей —
Позвольте такое сравненье.
А что ж? – огневое кипенье,
И плотина – седло, и хребет – Енисей…
Ты побудь, моё сердце, на том берегу,
Я оттуда тебя позову, как смогу.