Балконы в двадцать, тридцать метров, все в геранях,
Цветут невиданною красотою в горной высоте.
Вода по каузам к колесам мельничным вбегая,
Стремится вниз в ручей, бегущий в тесноте.
Форель в ручьях таинственно блистает,
Боками в черных, красных точках в глубине,
И солнца луч, пронзая воду, освещает тайны,
Сокрытые водой в неописуемой голубизне.
Озера с тростником вокруг здесь в логах повсеместно,
И дарят отдых и покой моей душе,
И таинством своим, и неба отраженьем
Царят цирцеями в волшебной красоте.
Раскинуты привольно горнолыжные курорты,
Стекает слалом с гор таким изящным поворотом тел,
И взметным снегом искрят снежные дорожки,
Ах! Побывать на этом склоне как бы я хотел!
Как жаль, что мы с женой уже не молодые,
И нам грозят такие спуски переломами костей,
Назад лет тридцать нипочем была такая горка,
И удивили б мы сегодняшних нуворишей.
И вот на этих замечательных курортах
Теперь вдруг появились русские нувориши.
Толстенной пачкой по пятьсот расплачиваются из кармана.
Наверно, важно это для бамбуковой души.
Каринтия, 2008
Какие здесь леса, какие ели высотой,
С останкинской сравнимы только башней.
Лукошки наполняются грибною красотой,
Домой придешь с добычею незряшной.
Среди брусничных листьев темноты,
Вдруг красный цвет – он подосиновиком назовется.
Тут бледная поганка с белым обнялась,
Опятами весь мокрый жухлый пень взорвется.
Лисичек желтым цветом вдруг покроется трава,
Груздей тарелочками вогнутыми обернется,
Кругом кустов малиновых душисто-красные цвета,
И пара лисьих нор всегда найдется.
Принес грибы – укропчик, уксус,
перец и лаврушку раздобудь!
И приготовь грибочки в чудном маринаде,
Графинчик с ледяною водочкой не позабудь,
И будет пребывать душа твоя в божественной отраде.
Невдалеке от дома чудо-озеро лежит,
Сапфиром темно-голубым в зелено-изумрудовой оправе,
Там в тихой глубине зеркальный карп, и линь, и сом,
Поймаешь их, но не во сне, поймаешь в настоящей яви.
Прислушайся и посиди тихонечко на бережку,
Услышишь, где-то там вода всплеснется.
А это щука крупная схватила карпа поперек,
И он теперь от щучьей пасти, ну, никак не увернется.
С куста на куст перелетают, с краснотала в краснотал.
Десятками такие маленькие неизвестные мне птички,
Но я не орнитолог, не могу их всех назвать,
И много там, что называются синички.
Природы насмотрелся, так в Италию езжай поесть-попить,
Садись в машину – через шестьдесят —
граница, ты в Тарвизио приедешь
Там много магазинов модных посетишь,
Из ресторана ты голодным не уедешь.
Ну вот, закончилось повествование мое,
И описанье многотрудной жизни нашей.
Наш якорь брошен, до свидания, «адью»!
И все-таки я не желаю повторения такого в жизни вашей.
Хотя могу продолжить я повествование мое,
И рассказать о чудесах, произошедших в нашей жизни,
Которые произошли с моей семьей потом,
За тридцать два после прощания с Отчизной.
А всех их двадцать, этих вот чудес,
Молитвою горячей, обращенной к Богу,
Была нам помощь послана с небес,
С их помощью мы одолели трудную дорогу.
Начнем: я в девяносто третьем посетил
родные улицы Москвы,
Подъехало ко мне такси, водитель был татарин.
Разговорились, как обычно, мы в пути,
Необычайным происшествием тогда я был одарен.
* * *
Неразрешимые четыре вещи мучили меня,
Неделями не мог достать билеты на Ганновер,
И защемленье грыжи паховой замучило тогда,
Без операции, наверно, через пару дней я б помер.
Еще неразрешимые две вещи я имел:
Друзья-художники прекрасные картины подарили,
Но их не мог в Ганновер взять с собой,
Без разрешения министерства на
таможне б их не пропустили.
К тому ж, знакомая моя в Москве осталась без жилья,
На улице, бедняга, оказалась бомжем.
Конечно, волновалась вся моя семья,
И разрешенье этой ситуации казалось невозможным.
Таксист сказал: «Даю тебе три дня
И разрешу твои проблемы без вопросов.
Невидимым защитным полем окружу тебя,
Все трудности твои оставим с носом».
Читать дальше