Фердинанд Фингер - Просто жизнь

Там встретил нас сам князь Голицын,
Из сумрачных веков он настоящий князь
И сообщил название вакансий грубо – «жопомои»,
И я пообещал: «Лицом мы не ударим в грязь».

Затем повел знакомить нас с хозяйкой старческого дома.
Здесь я, признаюсь, просто обалдел вконец,
Встречала нас, аж в девяносто лет, Толстая Александра Львовна,
Об этом, думаю, наверно, «попросил ееТолстой-отец».

Работка предстояла – ты нам не завидуй.
Кати, вали, подмой, переверни, толкай.
России гордость этих старичков, старушек.
До той поры, когда Господь возьмет их в рай.

Попробую я описать людей, с которыми работал,
Светился в них честнейший жизненный подход,
Культура, воспитанье, вера в Бога, обращенье.
Господь с любовью им готовил к смерти переход.

Ведь это были офицеры белые, которые в двадцатых
Стреляли в лоб плывущих вслед за ними лошадей.
Стреляли, чтобы лошади не утонули.
Стреляли, плача, в лоб испытанных друзей.

Бескомпромиссные вели бои с большевиками,
Одессу, Севастополь покидая навсегда.
И лошади, плывя в воде, в Константинополь провожали,
Не понимая, что хозяев не увидят никогда.

Благодаренье Богу – мы столкнулись,
С ушедшим миром – тем, что не вернется вспять,
Здесь голубая кровь России умирала,
И никогда ей не вернуться к нам опять.

Фамилии Волконские, Лопухины, Голицын,
Оболенский и другие
Звучали чаще здесь, чем Сидоров, Петров.
Большевики, как сорную траву, их начисто скосили,
А из дворянских гнезд наколотили дров.

Спесивцева воздушною летящей Терпсихорой,
Балета русского краса, любовь и честь,
Тихонечко у нас, тихонько угасала,
Других больших имен не перечесть.

Весь русский генофонд собрался вместе.
Последние из могикан все были здесь:
Родан Багратион и Тихон Гербов —
России честь и совесть, всех не перечесть.

Вот фрейлины царя и Смольного лицея институтки
Здесь доживали век и часто наш язык,
Новейший русский сленг, не понимали,
Воспитаннейший мозг к абракадабре не привык.

А вера в Бога их была неколебима,
И на моих руках пока не умерли,
Ни жалобы, ни стона я не слышал,
За что я низко кланяюсь им до земли.

Напротив нашего жилья – убогой сараюшки,
Стояли церковка – воздушною красавицей была,
Служил в ней Викторин, духовный окормитель,
На исповедь, причастие он поспевал всегда.

Однажды прибежал святой отец к нам в домик:
«Эй, сони! Просыпайтесь поскорей!
Там за углом нашел для вас я что-то,
Что надо посмотреть, да побыстрей!»

И побежали, но глазам своим не верим:
Там за углом стоит огромный «Кадиллак»,
А денег мы немножко накопили,
И полторы большой ценой назвать никак.

Невероятный тот авто стоял почти что новый,
Ведь это целый самолет, вот это да,
Там двигается все простым нажатьем кнопки,
И что внутри – не описать мне никогда.

Забыл сказать, на данный на момент,
Ни паспортов, ни документов не было в помине,
Имели тоненькую белую бумажку на руках,
Которую на память я храню поныне.

И в этой бумаженции, величиною с носовой платок,
Моих защита прав американских «биль»:
Права на пенсию, плюс медицинская страховка,
Работу, социальную защиту и автомобиль.

Родился в бедности, в том сталинском остроге,
И прожил, как и все, я сорок два в СССР.
А здесь отец духовный одолжил мне тыщу,
И через месяц я имел, о чем мечтать не смел.

Скажу я откровенно, на права я сдал не сразу,
С инструктором проехался всего лишь раз,
А что случилось, до сих пор не понимаю,
И что за приключенье, расскажу сейчас.