Николай Тихонов - Стихотворения и поэмы

Очнулся я и вижу: снег,
В Любляне — снег,
Так с гор мы ехали во сне
И — целый век.

Нет, это правда — снег кругом,
Замерз ручей,
И сладко спишь ты на моем
Плече.

Нет, правда — белые кусты
Со всех сторон…
Любляна, снег, и ночь, и ты —
Вот это сон!

В оснеженной вечерней Любляне
Черный шелк твои плечи сковал.
Освещенная рампы огнями,
Ты глядишь в очарованный зал.

Он тебе рукоплещет прилежно,
Ты — русалка в подводном саду,
И тебе улыбается нежно
Эта девушка в пятом ряду.

Приглядись к ней не так, как другие,
Встав у рампы на самом краю,
Узнаешь ты черты дорогие —
Партизанскую песню свою.

Ту, с которой так долго дружила.
Вот она — и опять на лету,
Черной ласточкой вновь закружила
И пошла, и пошла в высоту.

Уж не стены — ночная завеса.
Уже блещут не люстры — костры.
Братья мертвые вышли из леса
На полночную песню сестры.

И, пожарами дальними вея,
Ночь уводит от гибели прочь.
Ты у рампы стоишь, розовея.
Черный шелк — как беззвездная ночь.

Ты проснулась. Рассвета оттенки,
И на улице дождь моросит.
В твоем домике тихом на стенке
Партизанская куртка висит.

А какое озеро! Голубое озеро.
Остров — и на башне
Колокола медь,
И туда тропою козьей
Ходят, чтоб на счастье
В эту медь звенеть.

Легкое, лукавое, голубое озеро,
У тебя на башне
Приручена медь —
Счастье это медное над тропою козьей,
Тихое, нестрашное,—
Не хочу иметь.

Ты послушай, ясное, голубое озеро,
Всё начни сначала,
Почерней волной,
Чтоб, как буря колокол полночью некозьей,
Страсть меня качала
И звенела мной!

Вот дом: здесь любили и грезили,
И вот — колыбель под рукой,
Быть может, рождалась поэзия
Вот именно в зыбке такой.

Весь дом, как бессмертия улей,
Портреты — поблекли они,
Поэзия, может быть, — Юлия,
Попробуй возьми, догони.

Твой стих был и пылок и розов,
А Юлия всё же ушла.
Вы умерли. Дней наших проза
Вас снова друг с другом свела.

Вот тексты прославленной «Здравицы»
Поэзию в люди несут,
Сегодня внезапно понравится
Она в партизанском лесу.

Гравера, от пороха пьяного,
Трезвит этих строк новизна,
И вот уже издана заново
Под треск автоматов — она.

Атаки ее не согнули,
И песня спешит в вышину…
Поэзия, нет, ты не Юлией
Вернулась в родную страну.

Сегодня стихи в карауле,
Сегодня в бою им почет,
А Юлия, Юлия, Юлия?
А Юлия снова уйдет!

Партизан шумадийский сидит на Зверинской,
В Ленинграде, и песни поет,
Как их пели под Брянском и пели под Минском —
Там, где был партизанский народ.

А Шумадии чащи лесные — краса их —
Эти песни любили до слез,
И качаются сербские буки, касаясь
Светлопесенных русских берез.

Здесь лесов шумадийских гвардейское право
О себе говорить, потому
Что Нева здесь сливается с синей Моравой,
Чтобы течь по пути одному.

Мы такую хлебали смертельную вьюгу,
Добывая победу свою,
Мы, как братья, стояли на страже друг друга,
Помогая друг другу в бою.

Потому что фашист, сербской пулей пробитый,
Над Невой не вставал из могил,
Потому что фашист, над Невою убитый,
Шумадийским лесам не грозил.

Мы об этом поем в Ленинграде полночном,
Миру ясно, о чем мы поем.
Долго жили мы только приветом заочным,
А сегодня — сошлись за столом!

После бури, после мрака,
Где ревел простор земной,
Мы в селенье Филипп-Яков
Повстречались с тишиной.

Здесь и рощи полусонны,
И дома по сторонам.
Вот кувшин воды студеной
Девушка выносит нам.

Мне почудилось, что долго,
Долго, долго будет так:
Камень белый, полдень колкий,
Лист пожухлый на кустах.