Он был баварец, булочник простой,
И ездил к нам, любя вершины наши,
Он булки пек, а бредил высотой,
И сон его горами был украшен.
«Откуда страсть, спросите у меня,
У бедняка, чтоб в горы так стремиться…
Я слишком много пекся у огня,
Мне хочется немного охладиться».
…И крепко спит он в яме ледяной,
Сжав ледоруб, воитель темнолицый, —
Нанга-Парбат над ним стоит стеной,
Ревнивою сияя крутизной,
Отняв его у мюнхенской девицы.
1940
220. «Давайте бросим пеший быт…»
Давайте бросим пеший быт,
Пусть быт копытами звенит.
И, как на утре наших дней,
Давайте сядем на коней.
И для начала мы лугами
Пройдем широкими кругами,
Огладив шею скакуна,
Проверив, крепки ль стремена,
Взмахнем камчой над конским глазом —
В полет скакун сорвется разом
И ну чесать то вверх, то вниз —
Взлетать с разбега на карниз,
В ручей с карниза, пену взмылив,
А в травах что-то вроде крыльев
Летит зеленою парчой
Под обалдевшей алычой.
В камнях, над гривой не дыша
Прошепчешь: «Ну, прощай, душа!» —
И — нет камней, лишь плеск в ушах,
Как птичьи плески в камышах.
А ты забыл, что хмур и сед
И что тебе не двадцать лет,
Что ты писал когда-то книги,
Что были годы, как вериги,
Заботы, женщины, дела,—
Ты помнишь только удила,
Коня намыленного бок,
И комья глины из-под ног,
И снежных высей бахрому
Навстречу лёту твоему…
1940
221. «Я хочу, чтоб в это лето…»
Я хочу, чтоб в это лето,
В лето, полное угроз,
Синь военного берета
Не коснулась ваших кос,
Чтоб зеленой куртки пламя
Не одело б ваших плеч,
Чтобы друг ваш перед вами
Не посмел бы мертвым лечь.
1940
Спит городок
Спокойно, как сурок.
И дождь сейчас уснет,
На крышах бронзовея;
Спит лодок белый флот
И мертвый лев Тезея,
Спит глобус-великан,
Услада ротозея,
Спят мыши в глобусе,
Почтовый синий ящик,
Места в автобусе
И старых лип образчик —
Всё спит в оцепенении одном,
И даже вы — меняя сон за сном.
А я зато в каком-то чудном гуле
У темных снов стою на карауле
И слушаю: какая в мире тишь.
…Вторую ночь уже горит Париж!
1940
223. «На улице, как на поляне…»
На улице, как на поляне,
Темно, а спички не горят,
Падучих звезд летят сиянья,
Как отсыревших спичек ряд.
Как будто там гигант нескладный
Своих шагов замедлил ход
И перед женщиной громадной
За спичкой спичку звезды жжет
Или с усмешкою нескромной —
Былых страстей — в полночный час
Следит за нами призрак темный
И передразнивает нас.
1940
224. «Давно такой хорошей осени…»
Давно такой хорошей осени
Моя душа не знала,
Не то чтоб в небе много просини
Иль хмури в жизни мало, —
Но всюду здесь, где осень кружится,
Сквозь темный лик осенний
Сквозит мне тонкий облик дружеский
Родным души весельем!
1940
Рощи опять заалели,
Зарево бури неся.
«Где твоя Фландрия, Неле?»
— «Фландрия в угольях вся…»
Светловолосые косы
Неле стянула узлом.
Всем неудачам назло,
Неле, улыбки мы просим,
Неле, дружок, улыбнись нам…
«Фландрия — дым к небесам,
Фландрия в шорохе листьев —
Там, где захочешь ты сам.
Фландрия там, где зеленой
Рощей ныряют стрижи,
Фландрия там, где спаленной
В угольях гордость лежит.
Фландрия там, где летели
Дни, потерявшие счет,—
Там, где с улыбкою
Неле Улицей тихой идет».
Когда гуляли гёзы,
Текли от смеха слезы.
Студенты в той харчевне
Плевали на учебник.
А старые солдаты
Всех драк мешали даты.
А юные служанки
Забыли про лежанки.
Когда ж входила Неле —
То вдвое все пьянели
От глаз, чей пламень розов,
Подернутый морозом.
3. «Я шел с войны. Дороги каменели…»
Я шел с войны. Дороги каменели,
Был дом в саду. Над ним дожди звенели.
И я вошел, и я увидел Неле —
И что деревья вдруг зазеленели!
1940
228. «В бессоннице лондонских комнат…»
В бессоннице лондонских комнат
Рассвет холодил мне виски,
Рассветов таких не припомнят,
Да, может, и нету таких,
Читать дальше