А всё это мне показалось
В прохладе страны неродной,—
Быть может, собачья усталость
Лишь шутку сыграла со мной.
Но было в рассвете такое
(На взгляд англичанина — дичь) —
Дыханье такого покоя,
Какого и сном не достичь.
И свет ослепительной сеткой
Слетел во все неба концы,
Но вышел тут парень в каскетке
И старый завел мотоцикл.
Все трески тут начали танец,
На шум лакированных крыл
Встал в фартуке лысый британец
И с грохотом ставни открыл…
И весь мой рассвет как и не был —
Открылось под грохот и визг
Холодное, блеклое небо,
Холодная, хриплая жизнь!
1940
229. «Сквозь ночь, и дождь, и ветер, щеки режущий…»
Сквозь ночь, и дождь, и ветер, щеки режущий,
Урок суровый на ходу уча,
Уходит лондонец в свое бомбоубежище,
Плед по асфальту мокрый волоча.
В его кармане — холодок ключа
От комнат, ставших мусором колючим.
…Мы свой урок еще на партах учим,
Но снится нам экзамен по ночам!
1940
ПАЛАТКА ПОД ВЫБОРГОМ
1940
230. ПАЛАТКА ПОД ВЫБОРГОМ
Мне снились юность, снег,
Друзей далеких тени,
И нежность лиц во сне
Была как снег и пенье.
Проснулся я впотьмах,
Вскочил одним движеньем,
Я вспомнил: я в горах
Пред новым восхожденьем.
Палатки узкий вход,
Закат алел громадой,
Порозовевший лед
И грохот камнепада.
Всё было наяву,
Всё ощутимо грубо —
И то, что я живу,
И холод ледоруба.
И всё было не так.
И всё в другом порядке:
Вечерний бивуак
Под Выборгом в палатке.
И не закат горел,
А Выборга руины,
Не камнепад гремел,
А ряд орудий длинных.
Не ледоруба сталь —
Винтовки ствол морозный.
Мне юности не жаль,
Мне изменяться поздно.
В своей стране родной
Я знал покой и счастье,
И вражий надо мной
Вал огневой не властен.
Ничто не страшно мне,
И я за всё ответил,
Как эти сны во сне,
Как две палатки эти.
1940
На холме под луною он навзничь лег,
Шевелил волоса его ветер,
Ленинградский смотрел на него паренек,
Набирая махорку в кисете.
Не луна Оссиана светила на них,
И шюцкора значок на мундире
Говорил, что стоим мы у сосен живых
В мертвом финском полуночном мире.
Егерь был молодой и красивый лицом,
Синевою подернутым слабо,
И луна наклонилась над мертвецом,
Как невеста из дальнего Або.
Паренек ленинградский закрутку свернул,
Не сказал ни единого слова,
Лишь огонь зажигалки над мертвым сверкнул,
Точно пулей пробил его снова.
1940
На той дороге фронтовой
От ближних зарев снег был розов,
И лед на касках голубой
Вставал щетиною морозной.
Заледенев, на лбу коней,
Дымясь, позвякивали челки,
И на боках и на спине
Лежал узор попоны колкой.
То пота липкого струи
Замерзли, превратясь в узоры…
Всё это видели твои
Льдом застилаемые взоры.
Снег взвихрив, вырвал яму тол,
В ночном лесу, в земле гранитной
Привал последний ты нашел,
Наш скромный друг неименитый.
Что в том, что дружбе году нет,
Мы счет иной ведем сердцами,
И поднял командир планшет
Окаменевшими руками.
Пока стоявшие вокруг
С тобой прощалися по-братски,
Занес на карту он, как друг,
Твой бугорок земли солдатской.
И кони тронулись опять,
Таща орудья в снежной пыли,
Опять хрипеть и громыхать
В ту ночь, когда тебя убили.
В ту ночь я видел, что и ты,
Такой же лес, дорогу, пушки,
Весь мир походной маеты,
И вьюгу, словно повесть, слушал,
Как будто повесть о тебе,
Простую, русскую, ночную,
О долге, родине, судьбе…
…С нее свой завтра день начну я.
1940
233. «Мерзлый вереск, мерзлый вереск…»
Мерзлый вереск, мерзлый вереск,
Ты звенишь прибоем,
Пред тобою черный берег,
Опаленный боем.
Мерзлый вереск, мерзлый вереск,
Ты звенишь печально,
Над тобою сумрак серый,
Запах гари дальней.
Брат наш вереск, мерзлый вереск,
Лег ты в изголовье,
Мы тебя согреем, вереск,
Нашей кровью.
Ты впитаешь ее, вереск,
Выпьешь в полной мере,
Ты оттаешь, мерзлый вереск,
Мерзлый вереск…
Читать дальше