1940
Тогда начинали мы финский поход,
А путь через Пампалу лесом ведет.
На снежной подушке сидела она
Подобно игрушке из детского сна.
Вокруг не отыщешь за деньги жилье,
Какая рука посадила ее?
Шотландская юбка, румяна, бела
Сидела голубка и куклой была,
На стенке дорожной, надменно глядя.
Шутили, смеялись бойцы, проходя.
Она улыбалась, слегка покраснев,
Бойцам же казалось, что это во сне.
Приказу послушны, и днем и в ночи,
Шли танки, и пушки, и тягачи.
Вся армия мимо прошла, как волна,
И, всеми хранима, сидела она.
Я больше не ездил дорогой пустой,
Боялся встречаться с красоткою той,
Но песню о ней про запас унесу,
Про куклу, сидевшую в черном лесу.
1940
Я должен был взорваться в этом доме,
Я шел к нему всё утро, день, всю ночь,
Я так мечтал о крыше, о соломе,
Чтоб лечь, уснуть и чтоб все мысли прочь.
А он стоял на пустыре горелом
И ждал меня, тот домик небольшой,
Я опоздал — и лунным утром белым
Взорвались те, кто ранее пришел.
Зачем они меня опередили?
Я так же мерз, я так же жил в огне,
Одни пути мы вместе проходили,
А этот дом не уступили мне.
1940
Мы в Выборге. Ходим в ералаше
Горящих улиц, падающих стен,
Вокруг огонь, он разноцветно пляшет,
Вокруг покой нежданных перемен.
Уж санный путь по-мирному укатан,
И голоса по-мирному слышны,
И только мин глухие перекаты
Нам говорят о прошлом дне войны.
А там, на мызе Лиматта, за рощей,
Где часовой у входа на тропе,
Сидит комбриг усталый поздней ночью
В заброшенном подвале, на КП.
Измученный, над картой уже лишней,
И нету сна и мира ни на миг.
Подвал еще горячкой штурма дышит,
И шорох ночи слушает комбриг.
Еще в ушах разрывов визги, трески,
Еще в глазах — как будто на весу —
И надолбы в проклятом перелеске,
И красный снег за насыпью внизу…
1940
237. «Я не умею головы кружить…»
Я не умею головы кружить,
Я не умею равнодушно жить.
Я не умею так мельчить слова,
Чтобы они означились едва.
О силе слов скажу я только двух:
И в той зиме, захватывавшей дух,
Вновь ощутил я в смертоносном вое,
Что есть на свете братство боевое.
1939 или 1940
В ее тени играли наши дети,
Поля шумели, жили города —
Нет армии любимее на свете —
Хранительницы мира и труда.
Пройди весь свет, проверь всех армий славу,
Пересмотри былые времена —
Нет армии, которая была бы
С народом слита больше, чем она.
Фашистских орд железная комета
Явилася на наших рубежах —
Нет армии, которая б, как эта,
Комету эту бросила во прах.
И яростная битва закипела,
Как никогда громадна и грозна,—
Нет армии, которая б имела
Вождя полков такого, как она.
Народам час освобожденья снится
В истерзанной Европе наших дней —
Нет армии, которая сравнится
Своею правдой с правдою твоей.
1942
Пусть тянет руку дерзкий враг
К нам в ленинградские пределы,
Их было много, тех вояк,
Чья рать войти сюда хотела.
На неприступном берегу
Обрубим руку мы врагу.
На крыльях черные кресты
Грозят нам нынче с высоты.
Мы стаи звезд на них пошлем,
Мы их таранить в небе будем,
Мы те кресты перечеркнем
Зенитным росчерком орудий.
Стой, ленинградец, на посту,
Смотри в ночную высоту,
Ищи врага на небосклоне —
С тобой на вахте боевой
Стоит суровый город твой
И дни и ночи в обороне!
Проверь и крышу и подвал,
Забудь, как мирно ночевал,
Забудь беспечность и веселье.
Пускай, как крепость, темен дом,
Он вспыхнет радостью потом —
В победы нашей новоселье.
1941
1. «Я помню ту осень и стужу…»
Я помню ту осень и стужу,
Во мраке бугры баррикад,
И отблеск пожарища в лужах,
И грозный, как ночь, Петроград!
И в ночь уходили мужчины
С коротким приказом: вперед!
Без песен, без слов, без кручины
Шел питерский славный народ.
И женщины рыли толпою
Окопы, о близких шепча,
Лопатой и ржавой киркою
В тяжелую землю стуча.
Читать дальше