Николай Добронравов - Как молоды мы были

Впрочем, бывает, в шинели найдем
писем страничку друзьям и знакомым,
или в кармане найдем потайном
весточку сыну из дома родного…

…Как-то однажды,
довольно давно,
мы отыскали бумажник солдата.
В нем —
неотправленное письмо.
Адрес там.
Имя. Фамилия. Дата!

И представляете,
в этом письме
(письмо-треугольничек с фронта, без марки)
не жалобы и не проклятье войне,
а приветы родным
и… на песню заявки!

Мол, просим мы вас, дорогие мои
(простите, что, может быть, вас беспокоим…),
услышать хотим:
«Соловьи! Соловьи!» —
песню, что слышали мы перед боем.

В ту страшную пору военных невзгод
какие шли с фронта заявки:
«Пусть снова Бернес наш любимый споет —
„Не спишь ты у детской кроватки…“»

«Исполните песню
„Ночь коротка…“» —
до слез эта музыка тронет…
И вновь мне покажется —
Ваша рука
лежит у меня на ладони…

Ах, в русскую песню стреляли враги.
Но слово – не пуля,
а золото!
И пели и плакали фронтовики
про «девушку с нашего города».

…Умолкла давно тех сражений страда.
Свет дней тех далеких неярок.
Не сможем исполнить уже никогда
несбывшихся этих заявок.

Лишь только тогда,
в окруженьи врагов,
пришло озаренье сквозь вьюги и ветер
сказать
«до тебя мне дойти нелегко», —
четыре шага здесь, на фронте, до смерти.

Бомбежка и взрывы,
и море огня,
и вся наша жизнь – только кровь и страданье.
Но песня,
но стон,
но мольба – «Жди меня!»
звучало над родиной, как заклинанье.

…Спокойные годы на землю пришли.
И солнце спокойную жизнь освещало.
Но больше
такая сила любви
поэзию
в мире не посещала.

Сказал мне великий Расул:
Ты все же, мой друг, перебрал,
когда под восторженный гул
всерьез о хоккее писал.

Да разве та шайба сильней
бесстрашной, разящей строки?
Нет!
Трус не играет в хоккей.
Но трус и не пишет стихи.

Пойми: с тиранией вождя
и мне приходилось не раз
бороться, себя не щадя…
А думают люди о нас:
вся жизнь у поэта – о’кей!
Сиди, дивиденды стриги.
Нет!
Трус не играет в хоккей.
Но трус и не пишет стихи.

Поэты наносят удар
сановным вельможам в лицо.
А подлинный свой гонорар
они получают свинцом.

Пускай твой споткнулся Пегас,
пускай прежней свежести нет,
но если ты струсил хоть раз,
то, значит, – увы! – не поэт…
За правду, за смелость идей
поэту прощают грехи…
Да.
Трус не играет в хоккей.
Но трус и не пишет стихи!

Здесь не было ни солистов,
ни пышного караула.
Здесь просто открыли памятник
сошедшему с гор Расулу.

Здесь, рядом с Подколокольным,
талантливая округа.
Здесь мы, совсем молодые,
читали стихи друг другу.

Здесь мы поражались рифмам,
как в Бога, поверив в слово.
Здесь были мы с Мишей Львовским,
с Вадимом Коростылёвым.

Простой уголок столицы…
Теперь это место свято.
Теперь здесь друзей встречает
великий Расул Гамзатов.

В столице в разгаре лето…
Бульвары в листву одеты.
Поэтов на свете много,
а он был звездой поэтов.

Он снова улыбки дарит
и молодым и старым.
И мудрости дух витает
над этим родным бульваром.

Изысканней стали рифмы,
и слово – острей кинжала.
И снова в Москве торговой
поэзия зазвучала.

А песни – краса России
и те, что еще не спеты, —
они закружились в небе
над памятником поэту.

И нам, чтобы жить по чести, —
не сгорбленно, не сутуло,
давай поклянемся в этом
у памятника Расулу.

Чтоб дружбу народов наших
Отчизна себе вернула,
пускай обнимутся люди
у памятника Расулу.

Влюбленным дается право
в наш век воскресить планету…
Свидания назначайте
у памятника поэту.

На возрожденье счастья
надежда опять сверкнула…
Смотрите, – играют дети
у памятника Расулу.

Чтоб подлое наше время
и нас с тобой не согнуло,
давай стихи почитаем
у памятника Расулу!

Мне теперь советоваться не с кем.
А ведь я давно уже привык
к замечаньям и сужденьям резким
в адрес песен, передач и книг.
Марк Лисянский и, конечно, Роберт
в памятных беседах «на двоих»
прямо говорили,
что коробит
их
в стихах моих да и чужих.