Николай Добронравов - Как молоды мы были

Отсюда шли письма скрипкам,
сигналы оркестрам мира.
Их разносили волны
непроданного эфира.

Сам Бог этим скромным людям
фонариком посветил.
Но и они работать
могли на пределе сил,

природу умели слушать
и веровать красоте.
Здесь петь соловьи любили.
Они здесь – в своей среде.

Сегодня их стало меньше.
Природа о них скорбит.
И музыки Рузской, русской
все меньше в стране звучит.

На кризис все беды спишем,
на клевую телепрыть.
…Как часто теперь мы слышим,
что музыке негде жить.

Как многого нам в жизни не хватало!
Настали золотые времена:
возникли на экране сериалы,
и ахнула от радости страна!

Открылись нам заоблачные сферы…
И сердце замирало, увидав,
как плачут от любви миллионеры,
как отрок, правду ищущий, не прав!

Нам всем напоминали то и дело,
что церкву телевизор превзошел,
добро, как оказалось, устарело,
а выше всех шекспиров рок-н-ролл!

Какие сочинялись интерьеры!
Какой воссоздавался Вифлием!
Нелепицу мы приняли за веру,
и осень за весну,
а между тем
тут – под шумок разрушили заводы,
там – «Мир», летавший в космосе,
пропал.
И землю отобрали у народа, —
такой вот получился сериал.

Мы расстанемся. Решенье наше твердо.
Все, что было – это было, как во сне…
Мы и сами, как прощальные аккорды,
Растворимся в наступившей тишине.

И одеты, и причесаны по моде,
Есть раскованность и фирменная стать…
Не успеешь оглянуться – все проходит,
Не догнать, не осознать, не удержать.

К полюсу юности не возвратитесь!
Ветры умолкнут. Стихнет пожар.
Где ты сегодня, джинсовый витязь,
Дальнее эхо электрогитар?

Мы останемся на дисках и на пленке…
Может, музыки кончается запас,
Может, наши длинноногие девчонки
Стали больше, чем поклонницы, для нас…

Кто там тянется на сцену нам на смену?
Как и мы, как будто, тоже вчетвером…
Словно песни, мы легки и современны.
Мы не плачем. Мы смеемся. Мы поймем.

Ах, друг друга за измену не браните!
Рвется искренней привязанности нить…
Только старые гитары сохраните,
Если трудно будет сердце сохранить…

Дорогие мои! Отложите в сторонку гитары!
Снова вместе мы все, – и друзья, и подруги мои…
Вспомним эхо дорог и сердец золотые пожары,
все, что видели мы на просторах певучей земли.

Помнишь ночь у костра, – как легко все вначале казалось!
Только позже был снег. Улетающих птиц голоса…
Мы открыли свой путь. Мы с тобой побороли усталость.
Зори огненных звезд нам на жизнь открывали глаза.

Сколько броских афиш! В моде – рок и старинное ретро.
Только песня есть жизнь, как ее ты теперь ни зови.
Много стереолент. А сердечность встречается редко.
Скоротечен успех. Далеко до вершины любви.

Нам в дорогу пора. Гаснет небо концертного зала.
Бродят ветры в тайге. Ищут свет маяка корабли.
Кто-то помнит меня… Начинается песня сначала.
На земные ладони большие туманы легли…

Нынче наша страна – мировая премьера.
Процветаем в каком-то валютном бреду.
Клуб ночной вместо бедных Дворцов пионеров,
и Макдоналдс воздвигнут в бывшем книжном ряду.

Не осталось следов в этом рыночном веке
от когда-то читающей нашей страны.
И когда-то престижные библиотеки
от престижных пентхаусов удалены.

Пушкин снова застрелен.
И Гоголь унижен.
Продолжается буйный детективный парад:
«Устарел этот набожный ваш
Солженицын,
и Булгаков
уже не формат!»

Мне говорили поисковики,
что раскапывать давние тайны умеют, —
трудно останки погибших найти,
узнать имена их гораздо труднее.

Редко найдешь документы солдат
в старых окопах, в безвестных могилах…
Фронтовики рядом с сердцем хранят
крестик, кисет,
фотографии милых.

Встретится вдруг
комсомольский билет,
пулей пробитый, зáлитый кровью…
Нет документов, как правило, нет
даже в планшетах у изголовья.