Павел Чувиляев - Последний хозяин

Откуда взялся кочующий миф о пастухе-поэте? Есть ли за ним правда? В Древней Греции этот образ использовали аэды для придания легитимности своему неприличному занятию. Любая культура при формировании обязательно проходит стадию: «про это». Или, как сказано ниже, «про жопу». Тема секса вечнозелёная: в силу человеческой физиологии и похотливости, подростков и озабоченных она волновала, и будет волновать всегда. На втором этапе развития культуры, когда появляются профессионалы, зарабатывающие ей на жизнь, поэты и писатели уже есть, а читателей и зрителей ещё нет. Человек, никогда не бывавший в театре, не знающий, что это такое и зачем нужно – сам в театр не пойдёт. Его надо туда привести. В европейской культуре его приводят в детстве за ручку родители или учителя (вспомним походы в театр всем классом). Но кто приведёт в театр древнего грека, если в его детстве театров ещё не было? Только реклама. А какова лучшая реклама для привлечения неискушённых зрителей? Разумеется, голые задницы и секс на сцене: чем больше, тем лучше. Чего, думаете, в старых европейских театрах вплоть до XVIII века женские роли играли мужчины? Потому что власти знают и любят свой добрый народ. И прекрасно понимают: пусти на сцену женщин – тут же начнётся разврат, несовместимый с христианской моралью.

По счастью, продолжается это недолго. Обилие голых задниц довольно быстро приводит к пресыщению зрителей и читателей. Возникает эстетствующая скука: «Ну, задница, ну и что? Что мы, задниц не видели? А дальше-то что? Есть, что сказать-то?» Это третья стадия развития культуры: её разделение на элитарную и массовую. Древние греки отчеканили: «Трагедии – для граждан. Комедии – для рабов». Умели люди сказать: на века! Хотя утверждение спорное.

Рабов много; они постановку окупят. Ценителей мало, зато они богатые: у них есть досуг для эстетства. Они должны постановку оплатить: недаром древние греки изобрели слово «филантроп» = «любящий людей», а слово «меценат» – латинское; фамилия реального римлянина. Но богатые эстеты за очередную похабщину платить не хотят; кривятся. Ведь другие эстеты об этом узнают и поднимут на смех: «Какой же ты ценитель, если платишь опять за «это»? Иди к рабам, комедии смотреть». Страдает репутация (латинское слово). Всё так серьёзно, что в это время заниматься сочинительством становится неприлично : «А, поэт? Знаем-знаем, небось, опять про жопу!» Для исправления ситуации писателями и был придуман образ «народного сказителя»-пастушка. Теперь сочинитель мог оправдаться: «Да, я поэт. Но в похабщине не виноват. Это народ. Видите подзаголовок: песни пастухов. Фольклор-с. Дикие люди; дети гор, хи-хикс. А что в театре поставили, так директор сам ко мне пришёл. Мне отказываться, что ли? От вас, эстетствующих меценатов, медного обола не допросишься, а жить-то надо». В Риме к оправданию добавились ещё и политические соображения: «Это не я, боги упаси, Цезаря критикую. Это всё пастухи».

Образ поэта-пастуха гениален, поскольку полуправдив. Он позволяет указать исторически точное время создания мифа: обнесение древнегреческих полисов стенами. Древность не знала консервирования; консервную банку изобрели в XVIII веке для флота. До этого были засолка и вяление. Но эти способы не пригодны для молока, а порошковое молоко и шоколад появились только в XIX веке. В климате Древней Греции молоко, не выпитое за день, надо быстро перерабатывать в сыр и творог. Но без живого молока поселение людей долго не протянет: детей не выкормишь. Стены, превращающие город в крепость, нужны, чтобы при вражеской осаде полис стал автономным. Вяленого мяса и зерна крупные полисы запасали на 10 лет; за это время любая вражеская армия под стенами перемрёт от болезней и голода (округу-то сами и разорили). Или пойдёт на штурм, а военная фортуна переменчива. Но запасти молока было нельзя. Поэтому полис содержал городское стадо . В мирное время оно паслось за стенами, но на случай войны внутри стен сохранялись небольшие участки пастбищ.