Павел Чувиляев - Последний хозяин

Физический труд имеет прямую производительность. У интеллектуального, в том числе литературного, труда производительность косвенная: просиживая штаны за столом, шедевр не родишь. Марксисты всегда об творческий труд спотыкались: как писателю платить? И сейчас спотыкаются: закон «Об оплате труда творческих работников» в РФ не принят, хотя в год культуры обещались. А с физическим трудом всё просто: сколько гаек закрутил, столько полезного и сделал; такова и зарплата. По пословицам: что посеешь, то и пожнёшь; как потопаешь, так и полопаешь. Хозяин средств производства (помещик, фабрикант), давший своим работникам лишний досуг, недополучит прибыль, которую они могли бы за это время ему принести. Другие хозяева прибыль не упустят и разорят незадачливого конкурента: их продукция будет дешевле, поскольку норма прибыли у них выше. Хозяевам выгодна потогонная система, и они её устанавливают. На ерунду, вроде грамотности, работников не отвлекают; досуг им запрещают . Это не теория, а социальная практика: за 8-часовой рабочий день профсоюзы самых развитых стран 100 лет бились. Со стрельбой и жертвами. А в «просвещённой» Европе до XVIII века крестьянским детям по закону запрещалось учиться. Массовая грамотность – заслуга королей, сломивших сопротивление аристократии. Почему и когда грамотность населения стала выгодна правительствам – вопрос отдельный. Он частично разобран в моей книге «Частный человек…», а здесь я его касаться не буду.

Рабочий малограмотен, и досуга не имеет. Крестьянин, в силу сезонности, зимой имеет относительный досуг. И то стремится заработать копейку: «с домашнего корму в извоз» (с) Н. А. Некрасов. К тому же, крестьянин безграмотен. Но самое подлое, что крестьянин живёт и работает не индивидуально, а мiромъ, общиной. Круговая порука. В деревне все друг друга знают, все у всех на глазах. Уединиться для сочинительства некуда и некогда. Придёт к сказочнику староста с парой соседей покрепче: «Итить, сказки? Так тебя, растак! Мiръ обижаешь. А ну, вломи ему, робята, вышиби дурь-то!» И вломят. А как отлежится, придёт староста: один и с бутылкой самогона. И скажет ласково: «Ты инде не серчай, на мiръ обиду не держи. Вишь: все робят аль пьють, а ты сказки. А работа стоит. Нехорошо. Поучили тебя маленько, с кем не быват. Меня, вишь, тоже учили; не сразу мiръ над собой поставил. Пей, да глупость свою забудь. Нахватался у городских-то. Те с жиру бесятся, а мы хрестьяне; нам от Бога положено землю робыть. Завтра выходь, а то ишшо поучим». Тут народный сказочник и кончится. Не начавшись.

В крайнем случае (это уже богатый XIX век) мiръ может собрать сказочнику денег для отправки его в город – учиться. Потому как староста в городе бывал, его там за недоимки секли. И узнал он странное: оказывается, есть такие люди: «аблакаты». Они в суде выступают и могут недоимку скостить. Ежели у деревни свой аблакат будет, для мiру прибыток. А что адвокат делает? Да ничего: языком мелет. Кто в деревне пуще всех языком молотит, работал бы так? Сказочник. Отправим его в город, пока сам не убёг, а то уже, говорят, намылился. С наказом: чтобы на аблаката выучился. Денег, конечно, жаль, но: «с мiру по нитке». Всё равно от него толку нет: чуть ли не каждый месяц приходится кулаками учить. Зато у нас свой аблакат будет, а у соседей нет – то-то они обзавидуются. В конце XIX-начале XX века на собранные родной деревней деньги отправились учиться многие, достигшие затем вершин русские, выходцы из крестьян: от художника Малявина до поэта Есенина. Запишем ли Сергея Есенина в «народные сказители» на основании его рязанских крестьянских предков? Смешно.

Выше я ругал советскую власть за людоедство. Моё отношение никогда не изменится; не дождётесь. Но, справедливости ради, скажу, что открытый в XIX веке социальный лифт из деревни в город не был советской властью заколочен. Наоборот: он был расширен и превратился в широкий канал. Конечно, через него лезла наверх всякая сволочь: русского городского студента – в лагеря и тайгу; малограмотного мордовского крестьянина – в университет. Для того и делалось. Но побочным эффектом, не предусмотренным проектом, стало то, что социальным лифтом смогло воспользоваться много достойных людей. Русский народ талантлив: в русской деревне первый космонавт планеты родился.

Идея народных сказителей была подхвачена и развита Пролеткультом, который появился в 1905 году; ещё до советской власти. С точки зрения идеологии тут очередная несусветная советская подлость: «у нас незаменимых нет». А как же гений А. С. Пушкин? А он всё у Арины Родионовны (которая народ) списал . В ракурсе социальной практики утверждалось, что при капитализме у трудящихся досуга нет, но революция освободит их. И тогда: «землю попашет – попишет стихи» (с) В. В. Маяковский. Как реально освободили, известно: при проклятом царизме-империализме в Российской Империи существовала профессия: «жена рабочего». Нет, не проститутка. Фабриканты по закону платили жёнам рабочих половину зарплаты мужа для поддержания домохозяйства. Потом удивлялись: чего у них продукция такая дорогая, неконкурентоспособная. Советская власть всё баловство отменила, а нормы выработки установила стахановские. А крестьян поголовно записала в государственные крепостные, отобрав у них паспорта и заперев их в колхозный сейф. Для молодых крестьян сделали два исключения: служба в армии и отправка на учёбу. В обоих случаях можно было получить вожделенную городскую прописку. А с ней «сто путей – сто дорог». Хоть в писатели. В деревенщики, ага.