Руки тяните мои – кости хрустнут, уже не срастутся,
хрящи не сойдутся с хрящами,
Камнем пронзайте ладони —
чтоб мрак беспредельный
вкруг родимых пещер
кроваво они освещали,
Ну же, распяльте меня, Горбуна,
на каменном панцире
грозной Трехлапой Богини —
Еду на ней я верхом, скаля зубы,
царь и муж ей отныне!
А!.. Да страдаю за что – сам не знаю.
Вы знаете, милые люди,
Я вас лечил, младенцев ночами в пещерах качал,
пел заунывные песни по-волчьи, по-лисьи,
нес вам сердце на блюде.
На каменном блюде сердце вам нес!..
Вот его вы схватили, сожрали,
Ибо так, как сейчас умираю,
доныне вы не умирали…
Я не знаю, за что!.. А, я понял…
должно быть, за женщину эту, чьи волосы рыжи…
Я над костром ей ночами пел песни,
мы наклонялись все ближе —
И на горящих угольях она босиком,
белозубо смеясь, танцевала,
И на спину ложилась, и смуглое медное тело
мне болотным цветком раскрывала…
Мои руки летели вдоль рук ее,
ноги с ногами слипались —
Наши улыбки копьями друг в друга вонзались,
И целовала горб мой она,
и шептала над ним заклинанья…
Где она!.. Крикните ей!..
Позовите на созерцанье закланья…
Северное Сиянье мое.
Рыжая Анеле.
В живот входит копье.
Об этом мы не спели.
Обуглены ребра мои.
Сжечь – меня?! – хотели?..
Я горю в костре любви.
Об этом мы не спели.
Факел мне – в пуп и в пах…
Гроздьями слезы висели
На ресницах, щеках, губах…
Об этом мы не спели.
Каменным топором – в грудь!..
Лицо изрезано… еле —
Хрипеньем:
СМЕРТЬ – ЭТО ЗИМНИЙ ПУТЬ…
Об этом мы не спели.
Бедра, голени и ступни
Исходят красной капелью.
Меня ослепили – я вижу огни!..
Меня оскопили – прижмись… прильни…
Я весь в крови. Мы с тобой одни.
Об этом мы – не спели.
Гляди – мои ноги размозжены…
Гляди – рот забит метелью,
Но я кричу в свете мертвой Луны:
НЕ БЫЛО КРАШЕ В МИРЕ ЖЕНЫ!
И тяжек горб. И глазницы темны.
И страшен звон неземной тишины.
И Тьма наступает.
Шаги слышны.
Об этом мы… не спели…
– Ты убил певца.
Ты, проклятый Хэш.
Плюнь мимо лица.
Сердце его съешь.
– Ты, Лисица, – прочь!..
Все нутро болит.
Жжет морозом ночь.
Жертвенник горит.
– Я храню огонь.
Я дышу в костер.
Ты! попробуй, тронь.
Мой топор остер.
– Я хочу тобой
Сам владеть! Один!..
– Мне над головой
Небо – Господин.
– Ты брюхата… я
Пощажу мальца!..
– Я ему – семья.
Нет ему – отца.
Успокойся. Ты
Не отец ему.
Знаю я черты,
Что ушли во Тьму.
– Не Горбун?!
– Попал
Пальцем в небо, Хэш.
Он – во Тьме пропал
Двух миров промеж.
– Не Охотник?!
– Нет.
Он – Костер Небес.
Он – Огромный Свет,
Жгущий дол и лес.
Он – Горящий Шар,
Жгущий чрево мне…
Мой живот – пожар.
Моя грудь – в огне.
Я брюхата – сын
Выйдет из огня!..
Среди звезд, один,
Вспомнит про меня…
Шар его возьмет!
Жар его вберет!
Наш пещерный род
Вместе с ним умрет.
Мой родильный рот
Свяжет звездный крик…
Прочь ты, кашалот,
Прочь, седой старик!
Вот – моя земля.
Вот – мои глаза.
Вот – моя петля:
Рыжая коса.
***
– Волоките… Волоките его сюда, ближе, к яме… Его теперь не узнать – раны, порезы без числа, весь разорван, весь красен…
– Кладите осторожней… Анеле, не гляди!.. Что ты городила про Небесного Ребенка, про то, как он в небе пляшет?! Если ты тяжела – тебе на смерть глядеть нельзя, ибо неживого родишь!..
По коже моей бегут тысячи острых искр. Волосы встают дыбом. Я вижу Горбуна – распростертого. Это страшнее всего, что я видела в жизни своей.
– Я не тяжела, – плачу я. – Это предчувствие. Знаю, что Огонь с неба сойдет. Знаю, что плод во мне запляшет. Времена развернулись индюшачьим хвостом. Было это? Или будет?.. Или уже – совершилось?.. Фанио, приложи ухо к моему животу – может, совершилось уже!..
Фанио гладит меня по плечам, пальцы ее дрожат, седые космы трясутся в рыдании.
– Ты сама не знаешь, что сказала ты. Небо не обмануло тебя. Есть Небесный Огонь. Он прилетит к тебе. Ты зачуяла его издалека. Но сперва накрой погребальной шкурою того, кто здесь был так дорог тебе, что на щеках твоих пролегли пустынные дороги слез. Проводи его во Тьму. Ты имеешь на это больше прав, чем все мы, люди Племени. И сам Хэш тебе слова не скажет.
Читать дальше