Елена Крюкова - Первобытные

О женщина сидишь ты у костра
Перед тобою – рыбьи кости мех куницы
Ты шьешь
Вот так всегда мне будешь сниться
Как белый коршун над тобой гора
Острее топора
Сиди любовь и штопай шкуру близ костра —
Всю боль всю ярость всю мужскую бездну
Всю нищету
Гляди какой болезный
Израненный исколотый горбатый
Тобой проклятый
урод мужик лохматый
Твою ладонь в сиянье звезд и снега
Греет до утра
В своих сосновых корневищах
Оле хо ра

Пляши костер на лучезарном льду
Пляши любовь
Иной я не найду
Я жемчуг на шерстину нанижу
Я след твой поцелую – задрожу
Сома за жабры вытащу – бревном
Ослизлым – о к твоим ногам излизанным огнем
Ты равнодушно оглядишь дары
Стучат стучат в морозе топоры
Там лиственницу валят там сосну
В кострище том сожгут тебя одну
Да вылетишь ты из огня туда
Где щупальцами синими Звезда
По-осьминожьи высосет простор
Нашарит погребальный твой костер
И ты пойдешь по тонкому лучу
Моя любовь иди
Я так хочу
А тело будет хладное – лежать
Глаза полузакрытые – сиять
Ты в панцире мороза навсегда
Ты женщина моя
И ты беда
Ты вся любовь
Воскреснешь изо льда
Огнем что мужикам в ладонь не взять
Оле хо ра

Трехлапой Черепахи долог путь
Когтями лапы – по мездре порош
Костер рыдает
о когда-нибудь
Любовь моя опять ко мне придешь
Тебя до хруста жадно обниму
Твои глаза я выпью – все до дна
Я не отдам тебя до смерти никому —
Моя Звезда
моя Луна
моя Жена
Оле хо ра

Я кругла и страшна. Я почти что Луна.
Из совиных очей моих брызгает пламя.
Соком грудь налита.
Вся бугрится спина.
Обниму – как сожму золотыми тисками.
Этот каменный свет – в ожерелье планет.
Подойди. Ты дрожишь. Ты трусливый, ледащий,
Тощий заяц-русак.
Тебя в будущем нет.
Ты из прошлого – прыг!..
Ты теперь в настоящем.
Не трясись, не тушуйся, премудрый пескарь.
Что, зуб н а зуб попасть, как ни бейся, не сможет?!
А я мыслила: ты! повелитель мой, царь!
А я мнила: срастешься со мною всей кожей…
И мы будем как те, кто явился на свет
Неразлепленными, – лишь разрезать ножами!..
Ближе, жалкий подранок. Уж времени нет
Нам в подлунной юдоли остаться друзьями.
Между нами костер во пещере горит.
Ты его затопчи. Ты по углям – ступнею.
Тело ярко пылает. Искрится. Дрожит.
Вот ты рядом. Вот ты уже сплелся со мною.
Вот ты обнял раздутые ребра мои.
Вот ладонь возложил на валун раздвоенный.
Игла-рыба в моей заплескалась крови,
Угорь бешеный твой, моим морем вспоенный!
Ты пронзил – я забилась!..
О, верная смерть.
Это верная смерть. Не спасусь ни божбою,
Ни костром погребальным. У же не успеть.
Я слепилась – слюбилась – сроднилась с тобою.
Мы дыханьем друг друга дотла обдаем.
Заплелись языки – два роскошных дельфина.
Не разнять. Не разжать.
Мы отныне – вдвоем.
Пальцы холода сжали нам голые спины.
Животы наши лавой горячей текут.
Соль качает одна огненосная жила.
Нас когда-нибудь слиплой смолою найдут —
И увидят, как сильно тебя я любила!
О, на что мы похожи?! Гляди, кто нашел —
Это морда быка, а мы два его рога,
Два крыла мы, а тулово – в небе орел:
Он летит высоко,
близко Снежного Бога!..
То Галактики лоно, а мы – ее плод,
Мы – безумные дети, слепые двойняшки:
Кто в Сиаме таком был зачат – не умрет,
Двухмакушечный, в брачной рожденный рубашке!
Мы – гляди! – и перловица мы, и орех
В золотой скорлупе, перепачканной кровью,
Мы – двойное рыдание, сдвоенный смех,
Мы – что в мире теперь будет зваться – любовью!
Будет гибелью зваться, и пыткой, и сном,
Но, покуда мы змеями вьемся в косицу,
Здесь, во мраке пещеры, вовек не умрем,
А теснее прижмемся – перевоплотиться!
Ну, теснее, сильнее, жесточе вдавись,
Протыкай, пришивай, приживай со мной чадо.
На меня кровью рта под Луною молись.
Это все, что в пещерной юдоли мне надо.
А доколе не рубят нас напополам,
А покуда не ладят топор к топорищу —
Тебе горечь нутра, память брюха отдам
И смиренное сердце – последнею пищей!
Грейся! Ешь!
Там – надвинется тенью зима.
Там – разрежет нас надвое белая тьма.
Так вонзайся, вгрызайся, насыться, голодный,
Пока мы не сошли под Луною с ума
Во мирах, отдающих любовь задарма, —
Под Луною, что череп,
пустою, холодной.