Array Сборник - «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2

Мой отец отмечал
Каждый год в феврале
Этот день как рожденье на свет…
И за тех выпивал,
Кто остался в земле —
И кого на земле уже нет…

А когда двести грамм
Его брали на понт
И тоска разжимала кулак —
Вспоминал Ленинградский
Заснеженный фронт
И идущих в разведку «салаг».

Званье: политбоец…
Доброволец… Еврей.
Год с морозом трещат: «Сорок два!»
Беркой звался отец.
Был он беркута злей,
Но холодной была голова…

И когда с «языком»
Шёл по минным полям,
А вдогонку косила шрапнель,
Побежал прямиком
По горящим следам
Детской памяти – «Шма Исраэль…»

Всё поставил на кон:
– Где жена? Где семья?
– В ночь бегу и под пули молюсь…
Не вернулся бы ОН —
Не родился бы я…
А про внуков и думать боюсь…

По радио слышны едва
«Новые стансы к Августине»,
Точней к «Августе», но слова
На землю пролились дождём
И хлюпают в болотной жиже
Сапог резиновых и ниже
Холодным русским сентябрём.

Глаз отмечает их полёт
На юг летящих птиц свободы.
Но той любви запретный плод
Плодит безрадостные всходы…

Промок овраг, стволы берёз,
Скользящий мох и ветки ивы…
Души прекрасные порывы,
Как ватник, мокрые от слёз…

И громче слышатся слова —
Уже не стансы, а стенанья…
Рыжа поэта голова
И хрипл голос в час закланья…

И в двадцать ватт горит свеча,
И душат чувства пятернёю…
И завершают паранойю
Мои соседи, что кричат —

Бранятся смесью языков,
Как стая шавок на картине…
Галиль… Аврам, Ицхак, Яков —
Душа в шабатней паутине…

И если что-то держит на плаву,
И если в чём-то смысл ощущаю,
Так это – твой цветок, что я сорву,
И твой капризный взгляд, что я прощаю…

Мне из седла не выпасть и не пасть,
Пока владею женщиной любимой.
Мне нипочём ни годы, ни напасть,
Пока я тешусь молодостью мнимой…

Пока могу любить и обладать,
Пока от страсти вновь теряю ум я,
Я буду жить: смеяться и страдать
И не внимать словам благоразумья,

Что у костра любви короткий век,
Что пыл угаснет и придёт прозренье…
И сил растраченных мне не вернуть вовек.
И мир упрётся в память и смиренье…

И потеряет краски бытие…
И бег азартный марта и апреля
Прервётся осенью, и явятся тебе
Улыбка матери и свет в конце тоннеля…

Да, я погряз в желаниях мирских…
Одна надежда на тебя, Создатель,
Что не оставишь грешников своих
Без сил и женщин на пустой кровати…

Мы – Богом избранный народ,
Но лишь для тех, кто верит в Бога…
Что избранность? – Запретный плод
И травли горькая дорога.

За маленький Израиль мой
Заплачено еврейской кровью…
И мы приехали домой,
Чтоб защитить его любовью.

И если мы – народам свет,
То виновато ли еврейство,
Что мир безумен, глух и слеп
И не кончается злодейство?..

И нам навеки суждено
Еврейство – горькое вино…

Туман над озером, туман…
По водной глади,
Презрев телесный свой обман,
Я путь наладил…
Тивериадские холмы,
Хоть и не спали,
Молчали стражами зимы
На пьедестале.

Шагал я вдоль и поперёк,
Себе пророча,
Не замочив летящих ног
В кромешной ночи:

«Тысячелетнюю суму
Нести – не гнуться…»
Но выходило по всему —
Сюда вернуться…

И, разогнав озёрный пар
Лучей руками,
Я брёл под утро в Гиноссар
За рыбаками…