Владимир Аристов - Открытые дворы. Стихотворения, эссе

И я запомнил вас.

Я пересчитывал людей на нынешней войне…

И раздвигались лица чуждых жизней,
Как будто нежная и жаркая долина
Все ниже уходила в медленном полете,
И заволакивало просторы
Губной обтянутою синевой посмертной.

Но вот последний взвод последней роты
Ушел, ушел в ночную тишину дороги,
И осторожно завершая путь,
Их догонял с гремящим котелком
Хромающий солдат отставший.
И роднички светились в теме травяном.
И всех пространств хватило бы на всех.

Как мало нас, еще кровавой плотью
Мы тщимся стать родней друг другу.
Как мало нас, не отставайте ночью!
Ведь хор пустынных голосов зовущих
Три раза обежит земли прозрачный омут
И станет эхом войн нам неизвестных.
Как будто войны совершились все из-за тебя —
В отчаяньи людей перед отставшим человеком.

Выходящие из этой зимы, люди кажутся тоньше,
Из туманного белого мрака,
Где сколоты, словно колбы, льдины подобием матовым
молока…
Вырастают оне на автобусной остановке
в щетине бензиновой, но не новой,
В синей саже,
В новых тенях полинялых,
В длинных полах пальто серо-финских
И храня поставленный на ручник затаенный
свой голос. —
Это глас их из сна
И глазница пророка проросшего,
Словно льнувшие к людям лунки семян,
что проклюнулись вдруг на сером окне.
Из отросшего за зиму меха пальто
Ничего не извлечь нам хорошего
Не излечит ничто нас от пасмурной робкой всегда
доброты.

Был зимний плащ твой мехом внутрь,
Как сердце эскимоса,
Ну а лицо открыто, как всегда,
И среди сумеречных лиц всегда,
И между ранней темноты всегда,
И по закону сохранения улыбки.

Все в мире полнится людским пересеченьем —
Пересеченьем дружбы и любви,
И человека с деревом замерзшим
Двойная тень у двери замерла.
А наша удивительная встреча
Пересеклась с игрушками в витрине.

И мы блуждали пальцами
Меж водорослей трепетного мира,
Среди атоллов в ледовитом океане
Сходились мы и расходились вновь.

Как будто руки разнимали воздух,
И облака в резине оболочек
Держались правильно на тонких тросах
И прятали в себе все небо наше.
Наборы рук, сердец и нежных желез
Ласкались в изумительном пространстве
И клювами точили алюминий
И плакали в разорванности тайной.

И люди в новогодней позолоте
Своих побед, в предпраздничном забвеньи
Шли так нежданно в глубину витрины
С обеими ладонями участья
И прекращали лепет разобщенья.

Но вспархивая в невесомость,
Игрушки двигались над маленькою бездной
И, как пылинки, подлетали к свету.

Всю пыль вещей и достояний жизни
Их тени чуткие с материи срывали
И зимнюю одежду раскрывая,
Нас оставляли в пролетавшем мире.

Утро, прохладное утро…
Пó мосту каменному ты идешь на работу,
С каждым шагом все ближе конец твой
сегодняшний.
Ты в неподвижном зданьи двери еще откроешь,
Снимешь пальто и войдешь в бесконечность.

Так вот пó мосту ты шел,
Помнишь ли встречных? Не помнишь…
Помнишь ли дрожь мелькнувшего грузовика?
Рельсы трамвайные, полные солнечной мути,
Вы почему не прижались, не оставили след
на лице?

Но ведь и ты, поэт, ты, кто все это увидел,
Чем ты пред утром другого отличней?
Все мы сегодня еще передвинулись
в творчестве нашем земном,
Мы еще раз пó мосту перешли через реку…

Разве не чувствуем мы, что земля с каждым днем
все иная,
Чудный, без вести в жизни пропавший своей
на земле.
И потому, что я превращаю все лишь в подобие
жизни своей —
Золотом станет все то, к чему я прикасаюсь,
Да, природным, тяжелым, мытым в сердце моем.
Но ведь уже не простые прекрасные лица вокруг…

Жизнь! Но темнеет она в блеске жестоком,
И на окрик мой земля голосит,
И округа гремит непрерывным металлом,
Словно эхо в разбуженном храме.

Жизнь! Но ведь глубже она и дороже,
чем в наших делах.
Ты вот, достигший,
Боишься коснуться тела
еще твоего,
Что, если только глаза уцелеют
В золоте тела тогда неподвижного,
Стоящего утром на улице ранней твоей.