Павел Бессонов: Личное мнение

Её винят: давила, обирала,
Теснила и творила малым зло.
А ведь она славянство собирала
Порою жёстко! – под своё крыло.
Но кто-то вновь события торопит,
Стирает правду, словно мел с доски.
Быть может мы и были бы в Европе…
Разъятые на части, на куски.
Не признавая русский говор резкий,
Мы вместо мовы, что хранят века,
По-польски говорили б, по-венгерски
И по-румынски, уж наверняка.
Судьба тебя определила силой,
Способной вновь соединить нас в Русь.
Ты разная в делах, моя Россия.
Горжусь хорошим, промахов – стыжусь.

Триединство кровное нарушив
Нас хотят примять по одному,
Развратить гнилой идеей души,
Дать взамен ошейник и суму.
Этому потворствуем мы сами,
На халяву блага жизни ждём.
Жадными к деньгам поводырями
В слепоте покорные идём.
Жажда власти, спесь князей удельных
Не утихомирится никак.
Не стремимся к ясной светлой цели,
Не сжимаем силу трёх в кулак.
Белая, Великая и Малая,
Русь-земля, от морока очнись!
В полный рост поднявшись, небывалою,
Возрождённой силой покажись.

Я на земле, где половцы и руссы
Не раз сшибались в битвах грудь о грудь.
Её пытались растащить, разрушить,
Но верю, ей другой назначен путь.
Легли границы на воде и суше,
Наёмных стражей расплодилась тьма.
Но разве можно разграничить души,
Каких объединила жизнь сама?
Язык мой древний, сотканный по воле
Донских излучин и Днепровских круч,
В себе вмещая радости и боли,
Широк, как море, как прибой могуч.
Нам памятны и пращуров заветы,
И нынешних промашек горький счёт.
И так обидно, что признавшись в этом,
Порядок новый счастья не несёт.

Праздник. Из печи – на стол
Пьяная удаль – «Пробьёмся!»
Вспомним кто был, да ушёл,
И над бедой посмеёмся.
Так испокон повелось,
Не переменимся, дудки!
Наша опора – авось,
Наша мораль – прибаутки.
С виду мы, вроде, легки,
Дружбе ладони открыты,
Да тяжелы кулаки,
Помнит их долго побитый.
Притчи другой вариант
Древнего ближе по духу –
Не зарываем талант –
Походя гробим сивухой.
Терпим невзгоды и боль,
Неодобрения взгляды.
Нам наступать на мозоль
Всё же, однако, не надо.

Шли войною то рыцари,
То половецкие ханы.
И границы Руси полыхали
То эта, то та.
Собирались дружины
И воины на поле брани
Били пришлых, незваных.
Не щадя своего живота.
Но потом не оружье
Из кровью запятнанной стали
Выставляли повсюду,
Как память о подвиге том,
Белостенные строгие
Светлые здания клали,
Купола золочёные их
Завершая крестом.
Там апостолов лики
Глядели и скорбно и строго,
Осуждая безмолвно гордыню
Кровавой войны.
И молили прощенье солдаты,
Как милость у Бога,
И светлели душой,
Очищаясь от смертной вины.

Вокзал, платформы для посадки,
Перекидной над поездами мост.
Депо и школа нерушимой кладки.
В кустах сирени спрятанный погост.
Проулки немощные, в ухабах.
Колхозный рынок – прежней жизни дар.
И мужики всё те же, те же бабы
Принёсшие из дома свой товар.
Как будто не гремели пятилетки,
Войны не прокатился тяжкий смерч…
Заботы те же – хлеб насущный, дети,
Работа, свадьбы, рождение и смерть.
Но я отсюда, здесь зарыт мой корень
Его векам не в силах перевесть,
На что угодно я готов поспорить:
России мощь и вся основа – здесь!
Все, кто Россию тужился осилить,
В её порой лихие времена,
Позабывали, что ещё Россия
Своей необъяснимостью сильна.
Полей её бескрайние просторы
Лесов суровость, хмурых гор чреда…
И дух бунтарский, подавить который
Врагу не удавалось никогда.

Последнее слово: «Прощай!»
Это по-русски.
С тайного снята печать –
Сердцу разгрузка.
Что делалось вкривь или вкось, –
А было не мало! –
Ушло, как авто под откос
С водителем шалым.
И шапку сорвав с головы,
Кланяясь в пояс,
Слышу укоры молвы,
Но не беспокоюсь.
С натужной улыбкой застыв,
Замечу, растроган –
Ничто не забыв, но простив,
Желают мне: «С Богом!»

Суета. Калейдоскоп из лиц,
Фраз пустых и звонких, как стаканы,
Великанов, падающих ниц,
Карликов в доспехах великанов.
Пастыри задуренной толпы –
Все они апостолы наживы! –
К будущему глухи и слепы,
В обещаньях откровенно лживы.
И толпа, приемля эту ложь,
Безразлична к будущему столь же.
Ей опять мерещится делёж.
И стремленье каждого – побольше!
Не страшась ни бога, ни молвы
Жить хотят с приплясом и припевом,
Спать на ложе в страсти пропотелом,
И чтоб вволю водки и жратвы.
Такова эпоха. Из неё
Можно выйти бессловесным трупом,
В шаге приноравливаясь к трубам
Громко восхваляющим её.
И она не хуже, не страшней
Всех эпох, вместивших наших предков.
Если взять любую, то и в ней
С адом рай соседствовал нередко