Леонид Корнилов - Ни за кого и ни с кем, кроме совести

И не страшно разбиться мне,

Дорогая, пойми,

Нужно быть малость птицами,

Чтоб остаться людьми.

1996 г.

Как последний патрон, ветеран

Остаётся в обойме живых.

По цветам салютующих стран

Он когда-то дошёл до своих.

В штыковую бросаясь на смерть,

Как ребёнка, спасал белый свет.

А теперь он не может смотреть

На останки великих побед.

И над плитами братских могил

Замер он, как живой обелиск.

Те, кто сделали всё, что смогли,

Навсегда под землёй обнялись.

Там солдатское братство навек

По прозванию Русский Иван .

И зовёт это братство наверх

Человек из осколков и ран.

Похоронена слава страны.

Хоть и Вечный Огонь, да погас,

Похоронкой с великой войны

Ходит старый солдат среди нас.

В заржавевшей обойме времён,

Фронтовые сто грамм пригубя,

Он загнал сам себя, как патрон,

Как последний патрон – для себя.

И на братство священное пал,

Как всегда героически смел.

Победителем быть он устал.

Побеждённым он быть не умел.

1999 г.

Растворяясь в мирской суете,

Вы забыли, наверно, забыли,

Как по снегу от стёртых локтей

Отрастали багряные крылья.

И росли они смерти назло.

И тянули на взлёт небывало.

И крылатая кровь на крыло

Истребителя вновь поднимала.

И качала героя страна,

Воспевавшая подвиг и братство.

Было время, когда ордена

Почитались несметным богатством.

И Победа солдатам клялась,

Что о них никогда не забудет.

Но меняются время и власть…

Не меняются русские люди.

И никто русский дух не собьёт.

Нашу память никто не оглушит.

Возвышает маресьевский взлёт

Непокорную русскую душу.

И Россия навечно в долгу

У героя такого размаха.

И враги тот полёт на снегу

Озирают с восторгом и страхом.

Для бессмертия нет слова «был».

Снова лётчика крылья разбудят.

Он, наверно, простил тех, кто сбил.

Но простит ли он тех, кто забудет?

2000 г.

Не таскался с сумою.

Не поскуливал сукой.

Из котомок со мною

Лишь сердечная сумка.

Никакого товара.

Ничего на продажу.

Никакого навара

Мне от этой поклажи.

В ней сплошная морока

Да сердечная мука.

И кренясь левым боком,

Я тащу эту сумку.

Бросил всё по дороге,

То, что нажито было.

Лишь бы вынесли ноги

То, что сердце скопило.

К чёрту узел заплечный.

И чихал я на тыщи.

Лишь без сумки сердечной

Я, действительно, нищий.

2001 г.

На русском поле «Беларусь»

Пахал и пил взахлёб соляру,

Давал на сенокосах жару…

Но в бак ему залили грусть.

Потом в застенках гаража

На скатах спущенных держали.

Скребла его когтями ржа.

И под капотом кони ржали.

И сотни лошадиных сил

Рвались на русские просторы.

Он слышал дальние моторы

И каплю топлива просил.

Без плуга корчилась земля.

Без урожая чахла пашня.

Двуглавый герб-мутант на башне

Венчал двуличие Кремля.

И, окружив славянский дом,

Пылили натовские танки.

Глобальной газовой атакой

На Минск надвинулся «Газпром».

И встал мужик не с той ноги,

Ко всем чертям отбросил стопку.

Заправил «Беларусь» под пробку.

К рулю качнулись рычаги.

Советский гимн запел движок

(Его другому не учили),

И, повернув колёса чинно,

Он небо выхлопом обжёг.

И через ноздри клапанов

Втянув убитой пашни запах,

Он, вздыбившись, повёл на Запад

Ряды железных табунов.

И понеслись в последний бой

Все «Беларуси» – белороссы.

На подвиг малые колёса

Вели большие за собой.

И странно было всей Руси,

Великой некогда и смелой,

Вставать за малой Русью – Белой

И верить: Господи, спаси!

И через поле, через мать…

Опять сошлись надежды в Бресте,

Где сроду с Беларусью вместе

России славу добывать.

И честью пахаря клянусь,

Что, на бинты порвав портянки,

Тараном в натовские танки

Влетел горящий «Беларусь».

2001 г.

Кто сказал: «Заниматься любовью…»

Тот достойный наследник горилл.

Бог не дал ни ума, ни здоровья

Тем, кто эти слова повторил.

Мерзок лоск сутенёрских подстилок.

Я – мужчина, и, стало быть,

Я в себя ещё женщину в силах

Без услуг посторонних влюбить.

Добровольные дворники драят

Спелых ног проходные дворы…

Что-то есть в тебе, дрянь дорогая,