Вячеслав Васильев - Октябрьский вальс. Cтихотворения

И хоть я сам себе не враг,
Но позволяю сладкой грусти
Порой являться просто так
В моих раздумий захолустье.

И каждый раз грущу о том,
Что не воспел в стихах и песнях
Свои края и отчий дом,
Степей бескрайних лик чудесный.

Я так неистово хочу
В рассветный час уйти из дома
Навстречу первому лучу,
Что капнет с неба голубого

На тело, точно, как вода
С ветвей белеющей берёзы,
Что днём прозрачна и чиста,
А ночью отражает звёзды.

Пускай бьёт колокол по мне,
Пускай река и ветер свищут.
Да, жизнь поэта – сумма дней,
Когда он ждёт, грустит и пишет.

Дорогая,
Я бежал из-под стражи в начале дня
В задымлённый город, скользящий в море
На имперских лыжах. И чтоб меня
Разразило громом, коль вру – без крови
Обойтись не вышло. Конвойный пал
От разрыва сердца, увидев это —
Я бежал сквозь терний, ведь точно знал,
Что за болью ты. И твой голос ветер
Доносил в тот миг до моих ушей.
Только рвались руки, шипы целуя,
И рассветный луч рисовал мишень
На моей спине. И летела пуля,
Утирая слёзы, вдогонку мне,
Обжигая воздух холодный, зимний.
Я бежал сквозь время к одной тебе,
Заливая кровью следы и иней.
Дорогая, всё, что проходит – жизнь.
Без любви нет смысла дышать и плакать.
И, как хвост звезды, что несётся вниз,
Леденеет срок на стене барака.

Неужели снова
над тихой болью грохочет осень?
Неужели небо
покрыто сталью и цветом камня?
Над замёрзшей кроной
из гулкой ночи выходит солнце,
Протирая лик свой,
давно не спавший, от слёз руками.
Неужели небо
стремится к звёздам, как к мачте чайки?
Неужели ноги
возлюбят землю, лишь дождь проступит?
На проспекте юных
с балконной нити свисает майка,
И листва кружится
в извечном танце. Пусть так и будет.
Неужели где-то
среди каналов меня запомнят?
Неужели правда,
что всех отпели, швырнули в ямы?
Я остался чем-то
упавшим с неба на мозг Ньютона,
Тяготея к жизни
на стылых фьордах в любви с морями.

Бесконечный зуммер
гремит над жизнью уставшим эхом.
Покрывало стонет
под грузным телом былой печали.
Только память жмётся
к витринам мыслей на склоне века,
Подгоняя время.
Вдруг ноль на башне – и всё с начала.
Неужели ветви
берёз угаснут, совсем как свечи?
На конечных давки —
конец недели, все лезут в норы.
Открываешь сумку,
и тьма стреляет со дна картечью.
Уезжают все,
остаются трассы и светофоры.
Неужели всё,
чего так желалось, вдруг станет былью?
Неужели солнце
за нас решило, что греть не надо?
На погосте слова
грустней не сыщешь, чем слово «были»,
Потому и пишут
на сером камне одни лишь даты.

Здесь нависает выцветший фонарь
Над головою путника. Здесь осень
Вплетается меж треснувших колонн
И пыль сдувает с крыльев голубиных.
Здесь дождь ныряет в море по утрам,
Прорвавшись сквозь туман. Здесь пахнет кофе
У маленьких закусочных, где есть
Всегда бутылка виски. Здесь тоска
Приятнее, чем счастье. Под зонтом
Всегда найдётся место для второго
Промокшего до нитки беглеца
От пасмурной реальности свободы.
Здесь можно быть собою, не боясь,
Что кто-нибудь в толпе тебя узнает,
Ведь нет толпы. И тени от гондол
Скрывают слёзы страждущих. Как будто
Крепчает дождь. Каналам не впервой
Глотать сырую воду с небосвода.
И тучи безымянных голубей
Взлетают в небо, полное печали.
Здесь музыка степенна и честна.
Здесь хочется кричать о Мопассане.
Здесь дама в белой шляпке – сатана,
Манящая грехом. Здесь всё, как прежде.
И чумный доктор, голову склонив,
Стоит себе на набережной, ибо
Он временем прощён. И рыжий кот
Неспешно так гуляет по палаццо.

Когда рябит с насмешкою и болью
В твоих глазах полуденная блажь,
И стук дождя с пульсирующей кровью
Так просто спутать – взять на карандаш
Безмолвный храм, истерзанный прохладой
И шум реки, закованной в гранит,
В чьей серости виднеется блокада
Холодная, как тень могильных плит.

Кругом ноябрь. Выцветшие стены
Молчат о страшном прошлом. И у стоп
Тугие волны хрипом белой пены
Твердят о боли, вызвавшей потоп
Из горьких слёз и крови уцелевших,
Ведь мёртвым нечем плакать. Раны их
Всё стынут на морозе. С шагом в вечность
Лишь больше таешь в каплях дождевых.