Вячеслав Васильев - Октябрьский вальс. Cтихотворения

Теперь, когда восторженность прошла
Вдоль чёрных фонарей, уставив в землю
Свой блеклый взгляд, с безмолвия ножа
Степенно каплет розовое зелье.

Теперь, когда закаты холодны,
А звёзды – что-то большее, чем точки
В бездонном небе, кажется, что мы —
Часть вечности, разорванная в клочья.

Не встать ли нам на мрачный постамент,
Одевшись в камень? – Время не позволит.
Молчание минующих нас лет
В парадных отзывается лишь болью.

Куда бежать, скрываясь от тоски
Столь тяжкой, что вздохнуть нам не под силу?
Представить, что мы с вечностью близки.
Представить, что до космоса лишь миля…

Теперь, когда ты где-то далеко,
А я всё здесь, представить, что мы вместе.
Сползать по стенке горною рекой,
Навечно оставаясь бестелесным.

Забиться в угол, думать и молчать,
Держать в руке трубу от батареи.
Любовь острей былинного меча
И ранит тоже глубже и больнее.

Теперь, когда в дыму от сигарет
Лениво просыпается мой город,
Глядеть в окно. «Дождя, похоже, нет…»
Я, как И.Б., тонул и был распорот.

А где-то в это время шла война.
Минул её – вдыхай же грудью радость!
Любовь одна и смерть всегда одна.
Одна из уст исходит благодарность

Суровой жизни в северных краях.
Мосты стареют, дымкой покрываясь,
А в толще вод немые якоря
Лежат на дне, хрипя и умирая.

Немая связь с прошедшею зимой,
Всклокоченной и ветреной – излишни
Признания в любви к багряной вишне —
Утеряна, как связь с передовой.

Лежит листок и вянет на столе,
И сигарета тлеет между пальцев
Уже холодных. Щёки без румянца
Бледнеют, словно взоры на Неве.

И тянет жизнь куда-то на юга,
Туда, где водоёму чужды льдины.
И набережной всех неисцелимых
Я величаю жизни берега.

Я не был в клетке, корки не жевал,
Гвоздём на стенах буквы не царапал,
Не нёс в кармане сладостную граппу
На полный слёз и фальши карнавал.

И не держались камушки в парче.
И не легло изгнание на спину.
И не рыдала дальняя осина
По мне иль по кому-нибудь вообще.

Мы надеялись в жизни на звон стаканов,
Завывания бедных, мычанье пьяных,
Потому что жизнь не совсем красива.
Погляди в окно – подошло такси, но

Не спеши садиться в его утробу.
Мы клялись прохожим в любви до гроба,
Разбивали вазы средь толп идущих
На потеху мёртвым и грусть живущим.

Мы плевали в небо, в Меркурий целясь —
Охладить хотели. Куда все делись?
Растворились в мире, как сахар в чае.
Начинаешь жить? Так начни сначала.

Погляди в окно – подошло такси, да.
Захвати багаж и бутылку сидра,
Не своё пальто и духи чужие.
Вспомнит ль кто-то, что мы когда-то жили?

И не в первый раз прохудились туфли.
Как забыл я газ отключить на кухне?
Обезумел дождь, и октябрь спился.
Я тобой дышал, но тебе не снился.

Старый город мал для любви поэта.
Чем теплей закат, тем прохладней лето.
Погляди в окно – подошло такси. Так
Выбегай быстрее, пока не вымок.

Одиноко спать средь гвоздей и досок.
О тебе мечтал, но остался с носом.
Наконец я понял, что ты любила
Только пару дат на моей могиле.

Мы кричали всем, что почти бессмертны.
Чем теплей зима, тем прохладней лето.
Чем короче жизнь, тем длиннее вечность,
Тем мертвее память и мы, конечно.

Погляди в окно – подошло такси. Нет
Ледяная кровь из глазниц не хлынет.
Если кто-то ждёт, не сказав ни слова,
Значит жизнь пройдёт. И начнётся снова.

Пусть я печален, молчалив,
Порой безумен, или странен —
Душа полна плакучих ив
И покалечена местами.

Но несмотря на жуткий смех
Судьбы в лицо моё простое,
Я в темноте молюсь о тех,
Кого затронул за живое —

Простите мне. Из глаз моих
Когда-то добрых и лучистых
Теперь в мир рвётся только крик
И боль опавших золотистых

Осенних листьев. Плачет Русь
На год простившись с красным летом,
А я лишь молча развернусь
На каблуках перед проспектом

И побреду куда-то вдаль,
Растаю в парке близлежащем,
И буду ждать, пока февраль
Покинет выцветшую чащу.