Владимир Безладнов - Восьмой десяток

Руки столкнулись случайно,
Вспыхнув, отдёрнулись резко.
В пальцах – щелчком отчаянным —
Спичек коробка треснула.

Видимо, всё не так просто.
Ссора-то кажется крупною.
А время стучит колесами:
«Глупые… Глупые… Глупые…»

* * *

Я не зол.
Улыбается снег, растекаясь дождём по стеклу.
Шепчет что-то.
Не мне?.. или мне?..
Я хотел бы уснуть.
Я не груб…
Я не глуп…
Я не глух…
Просто – снег…

Я не зол.
Ты молчишь.
Ты молчишь и не слышишь, не видишь…
Мне бормочут колёса, что солнце коричневым было сегодня.
Мне бормочут колеса о грубости и обиде…
А что меня гонит?..

Я не зол.
Просто слишком приблизилось то, что должно быть вдали.
Сколько дней!..
Сколько дней!..
Сколько дней!..
Я хотел бы уснуть…
Чтоб глаза, наконец, в тихий шепот колес улеглись…
Это снег…
Это просто снег…

* * *

Чёрным муаровым поясом
Мрака туннель выстелен.
Поезд. Огненный поезд
Ночью из ночи выстрелен.

1969 г .

Север. Май. Середина дня.
– Здравствуй!..
Как ты там… без меня?
Как живется тебе… и с кем… —
В безмятежном твоем мирке?..
И кого теперь ждет судьба
«Воздыхателя» и «раба»?..
Из-за плотно закрытых штор
Не увидишь, что в море шторм,
Что идет косяками сельдь,
Что на винт намотало сеть,
А по морю гуляет смерч —
Смерть.

Дни путины, как страшный сон:
Разъедает ладони соль,
Днем и ночью стучат ножи:
На плавбазе – бичи… бомжи… —
Полупьяные, в злой тоске,
Мрачно рубят башки треске…
И, зверея под этот шум,
Я, зачем-то, письмо пишу,
Понимая, что – хоть убей! —
Я его не пошлю тебе…
Мой напарник, допив свой спирт,
Спит…

Да и мне бы… не грех – «грамм сто»,
Хоть мы с ним и считаем, что
Лучше – в море, чем пить с тоски,
А наутро – сшибать «бычки»
И, бомжуя, баклуши бить…
Я ведь, в сущности, – тоже… бич:
Я бежал от тебя тогда
В беспросветное «никуда»,
И уже не вернусь назад,
Чтоб мозолить тебе глаза.
Если вспомнишь меня – скажи:
«Жив».

Вот, отплаваю, и – на Юг —
Убирать, для корейцев, лук…
Может быть, – на Восток решу —
Собирать в тайге черемшу…
Время лечит!.. Но боль – свежа,
Да и память – острей ножа!..
Я ведь так и не убежал
От тебя… и себя. А жаль!
Буквы пляшут… Дрожит рука…
Штормовою волной – строка…
Все!.. На вахту пора… Зовут…
Рву!

Мурманск, май 1970 г.

Заполярье. Ночь. Непрерывный снег.
Сорок суток живем без солнца.
Спать да спать бы, казалось… однако – нет:
В изголовье сидит Бессонница.

Нависает из тьмы над моей головой
Узкоглазой огромной бабищей
И шипит в мое ухо: «Ну, что? Живой?», —
Растянув в ухмылке хлебалище.

Спит каюр Николай – коренной саам…
Спят собаки – ни воя, ни лая…
Я в спасительный сон провалился бы сам,
Да она надо мной камлает,

Беспокойные мысли тащит на свет
Превращая в шаманское варево.
Я молчу. Я запомнил саамов совет —
Никогда с ней не разговаривать.

Эту злобную ведьму из детских снов
Нужно попросту игнорировать.
Я молчу. Я пытаюсь считать слонов,
На насмешки не реагируя.

А она мне – ехидно: «Ну, что, рыбак,
За беспомощность списанный с сейнера?
Ты считай не слонов – ездовых собак,
Ты ж теперь – «Покоритель Севера»!

Чтоб в любой момент отойти ко сну,
Нужно здесь – в Заполярье родиться.
Или кто-то тебя за рукав тянул
В эту чертову экспедицию?».

Не желаю слушать кошмарную тень,
И глаза закрываю упрямо я,
Понимая, что даже в полярный день
Будет, в принципе, то же самое.

И давно бы, наверное, смылся домой,
Но успел полюбить – треклятую…
Ненавистную… сладостный ужас мой —
Параллель шестьдесят девятую.

Кольский полуостров, 1970 г.

Поднимаясь медленно в гору,
Ты несешь свое счастье и горе,
Свои злые и добрые мысли,
Словно ведра на коромысле,
На усталых плечах покатых —
Осторожно, чтоб не расплескать их.
Тяжело!.. – но шагаешь упорно,
Если ведра наполнены поровну.
Расплескаешь одно – и точка! —
Искривление позвоночника:
Стоит вылить свой добрый опыт —
Превращаешься в мизантропа,
Выльешь зло, а добро оставишь —
И… блаженным юродивым станешь,
Да смотри, не споткнись! – не то ты
Можешь стать пустым идиотом,
И скатиться с горы, обесценив
Всякий смысл достижения цели.
Наша жизнь – искусство баланса!
В ней ничто не дается авансом,
И держать равновесие надо,
Несмотря на любые преграды.