Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
И. Анненский
И змеится с тех пор здесь тоска,
и кишат в головах злые мысли.
Всё другое, - проходят века,
жизнь идёт, только мало в ней смысла.
Ночь, рассвет, догорает фитиль,
скоро солнце опять заалеет.
Может мы – придорожная пыль?
Может кто-то нас просто жалеет?
А вокруг миллиарды планет,
только солнце другое там светит.
Хорошо там, где нас ещё нет,
ну а здесь – прежний царь лишь в ответе.
Звёздною ночью при полной луне
долго я ей любовался часами.
Слышно, как сердце стучит в тишине,
тонкую нить протянув между нами.
Мучает тайно, покой не даёт
это сиянье луны серебристой.
Словно она нашу Землю ведёт
к цели неведомой трассой лучистой.
Путь тот далёк, вереница веков
где-то уже растерялась в дороге.
А впереди – бесконечность часов
с космосом дальним в немом диалоге.
Здесь безграничность диктует закон,
время меняя в свободном пространстве.
Части вселенной звучат в унисон,
замыслом чьим-то придя к постоянству.
Протуберанцы свиваются в жгут,
солнце багровое дерзко венчая.
А за ним россыпью буйно цветут
яркие звёзды, в созвездья сплетаясь.
Мчимся и мчимся в космической мгле
между галактик и звёздных пульсаций.
Сколько ещё нашей грешной Земле
в поисках счастья бесплодно скитаться?
Больше черного горя, поэт...
Борис Рыжий
Два друга преследуют вечно меня,
как будто два чёрных и тощих коня,
как будто два неба и два фонаря,
как будто две жизни, пропавшие зря,
как будто в ненастье - наряд и вуаль,
два спутника с детства – тоска и печаль.
Хоть женского рода они, но никак
от вечного боя, рассветных атак
ни скрыться, ни спрятаться в той стороне,
где темень в душе, только город – в огне.
Там плавятся люди и даже гранит,
а кто-то безмолвно за этим следит.
Но я продолжаю ночную войну,
расплату мою за чужую вину,
хотя не желаю долги искупать,
чужие ошибки – опять и опять...
И я задыхаюсь, немею и лгу
и больше нет сил замерзать на бегу.
А время смыкает безжалостно круг
и льётся сквозь пальцы измученных рук,
мне шепчет тихонько: «Не шарь в пустоте,
уже времена здесь другие, не те».
И ветер уносит всё светлое вдаль,
а им никого здесь не жалко... не жаль.
Опять в мой дом, зажмурившись слегка,
своей нелепой, медленной походкой,
заходит гость – осенняя тоска
с улыбкой зыбкой, благостной и кроткой.
И я беру трясущейся рукой
стакан граненый сладкого забвенья.
Мечтал ли я о жизни о такой?
Как сладок сон, как страшно пробужденье.
С тоской своей проводим в немоте
часы ночные, долгие как вечность.
Не тот уж мир, и мы уже не те...
Безвыходность впадает в бесконечность.
И я в лицо бросаю ей слова,
спешу скорей все высказать упрёки.
Идут года, седеет голова...
Да мы с тобой, увы, не одиноки.
Ничто не лезет в голову. И пусть
она останется пустой и звонкой.
Пускай опять приходит в гости грусть,
привычно сев под старенькой иконкой.
Мы помолчим тихонечко вдвоём,
давно привыкнув к обществу друг друга.
И каждый будет думать о своём,
не выходя из замкнутого круга.
Ты постарела. Что ж, идут года,
не прибавляя радости и счастья.
Меняли мы с тобою города,
менялся мир без нашего участья.
Навечно чем-то связан я с тобой.
Нет дружбы преданней на этом свете.
Учти, - ничто не вечно под Луной,
и мы с тобой давно уже не дети.
Я прогоню когда-нибудь тебя
из моей жизни, - лопнуло терпенье.
И буду жить безвольно, не любя...
Быть одиноким, – вот мое спасенье.
Низкие тучи над хмурым заливом,
сумрачно, грустно, день рано погас.
В жизни короткой не стал я счастливым,
счастье не очень-то балует нас.
Если оно и придёт ненароком,
тут же и скроется в прошлом далёком.
Серые будни настанут опять.
Что остается? Безмолвствуя ждать.
Читать дальше