Чёрно-бурая пусть,
Ой, какая краса,
В глазах хитрая грусть,
А ворона, хрипя,
Свысока ей кричит:
«Хочешь сыра, лиса?» —
Лиса гордо молчит.
Но прыжок вдруг, и след
Уж лисицы простыл…
Величав волк и сед,
На опушку ступил.
Хищно шеей крутя,
Зрачки повращал,
За ним зайка, следя,
Как листочек, дрожал…
Навидался зайчишка,
Кого только мог,
Видел бурого мишку,
Что спать не залёг.
Рядом с ним пробегал,
Ища братьев, кабан,
И над ним пролетал
С криком Орелоплан.
Размечтался зайчишка
И слышит вдруг: «Плут!»
И ему по макушке
Комом снежным – хруп.
То сосна шевельнула,
Смеясь, веткой-рукой,
Фантазёра очнула:
Не пора ли домой?
Попетляй, попетляй,
Чтобы спутать следы,
А потом вдруг – в кусты
И к сосне привались…
В лес дремучий играй,
Зайкой сам обернись…
Я прошу, художник,
нарисуй картину
С надписью простою
«Двое у окна».
Пусть в окно открытое,
прямо в небо синее
Устремятся взгляды
старца и юнца.
Пусть юнец пытливо
небесам внимает,
Пусть его уносит
лёгкость синевы,
Пусть горячим сердцем
старца понимает,
С юностью сольётся пусть
мудрость седины.
Нарисуй, художник,
старческую руку,
Пусть немного, впившись
в юное плечо,
Онемеют пальцы,
и пусть светом мудрым,
Радостью спокойной
светится лицо.
Я прошу, художник,
нарисуй картину,
Подпиши её ты
«Двое у окна».
Пусть в окно открытое,
прямо в небо синее
Устремится то, что
не сказать стихам.
«Бежит, косолапя, с одышкой…»
Бежит, косолапя, с одышкой
По тропке в саду старик,
Бежит так же как и малышка:
Та тоже косолапит, сопит.
На бег старца с грустной улыбкой
И с мыслью: «Как хочет он жить!»
Смотрю я, молоденький, прыткий,
Но и мне предстоит им быть…
И страшно мне что-то стало,
Ведь жизнь – она словно миг,
И сам скоро скажешь устало:
«Был молод – теперь старик…»
Нет, хватит вздыхать, дружище,
Не надо себя так бить,
Да, тело – земное жилище,
Но дух должен молод в нём жить.
И вот уж другими глазами
Смотрю старику я вслед.
Нет, не старик перед вами,
То юноша!
Кто скажет «нет»?
Что тебе не спится,
Что гудишь так рано?
С ветром рвёшься слиться
Иль тревожат раны?
То несёшься браво
С искрами над крышей,
То стоишь устало
В облаке-одышке.
Сильных собираешь
Для дорог тернистых,
Бодро провожаешь
Хрипловатым свистом.
И бегут составы
По твоим просторам,
Мчат былую славу
С молодым задором.
Кораблик вдруг увидел я,
Отдавшийся волне,
Плыл он в раздумье, не спеша,
Смешно кивая мне.
Какую бурю вызвал он,
Невинным детства волшебством,
Как устремилася душа
В мир светлый, чистый, как слеза
Но вот ручонка малыша…
Кораблик на земле…
И детства ясные глаза
«Прощай!» сказали мне.
Торгаш-поэт —
несовместимо вроде,
Торгаш-поэт —
с иронией прочтём,
Ему б скорее
с мыслями о моде,
О дефиците,
«что» и «где», «почём»…
А если вдруг
он нестандартный просто,
А если вдруг
он парень «ничего»,
Ну что такого,
вышел если ростом?
Простите
за безоблачность его.
За то, что дефицит
не выжег душу
И должность, власть
не сделали его
Огромной, важной
и бездушной грушей…
Простите
за безоблачность его.
Каждый день живёшь ты на износ
И с тревогой ждёшь ты перекос:
То ли в сердце, то ли рухнет печень,
Или просто станет дышать нечем.
Бросить пить? А как же все друзья?
Ведь забудут братцы навсегда.
Станешь тенью, тихой и смешной…
Был родной, а стал совсем чужой…
Так писал я десять лет назад,
А сейчас в уколах бедный зад,
Посинел за прошлые грехи,
Не послушал вовремя стихи.
Мне плюнули в душу —
расстроился я,
Метался и плакал
слезами большими.
Потом, успокоившись,
понял: нельзя
Душою открытой
делиться с другими.
И верить нельзя
ни слезам, ни улыбкам,
Ни стонам предсмертным,
пожатиям липким.
Гони всех к чертям,
не давай комкать душу.
А сладко открытым
вкушающим ртам
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу