Феликс Грек - У мира на пиру

В звуках струн – услада благовестил!..
Раздари свой музыкальный клад,
Роль виолончельного кудесника —
Окрылять!

Жизнь – в бореньи ангела и демона.
Для тебя – и радость, и петля…
Как отрадно – в смутное безвременье
Окрылять!

Струны к нам протянуты из древности.
Но Гварнери современен лад!..
Мне бы так стихом (дрожу от ревности!)
Окрылять!

Господи! Где твоё око?
Где твой заботливый нрав?
Боже! Избавь от упрёка, —
Нет от меня нынче прока:
Горе настигло с утра!

Смотрит с тоской из киота
Взглядом немеркнущим Спас…
Век фантастических взлётов!
Что же его ты не спас?

Песни с божественной искрой,
Вот и иссяк ваш родник!..
Голос, знакомый и близкий,
Издавна в сердце проник.

Господи! Как всё жестоко!
Ты, Всемогущий, не смог
(Может, ты очень высоко?)
Жизнь сохранить бы до срока,
Смерть не пустить на порог!

Ты ушёл, растворясь во Вселенной.
В звёздах, ветрах, цветах и ручьях, —
Только песня осталась нетленной,
Только стих не рассыпался в прах!

Сиротливо гитара повисла:
Присмотрись-ка, распятый Христос!
Ты любим от Амура до Вислы,
Ты нам песню в подарок принёс!

На Ваганьковском кладбище – свечи
И людской молчаливый прибой…
Будто звёзды любви человечьей
Не хотят расставаться с тобой!

Год отшумел и стих, как звук
Трубы пророческой и скорбной.
Дни окаянные плывут,
Уставам вечности покорны.
И мы, в нестройной суете
Клянёмся, веруем, и плачем,
И жаждем лишь благих вестей,
Благих – и никаких иначе!
Чтоб нам войти в грядущий век, —
Судьба потребовала плату:
Отныне мне держать совет
Придётся с бронзовым Булатом!
Срок выйдет – всех нас призовут
Аккорды ангельского горна…
Год промелькнул, как жизнь, под звук
Трубы пророческой и скорбной.

Неласково время – жестоко оно и спесиво.
Но тянется к прошлому воспоминания нить:
Булат обещал угостить нас грузинским сациви
И мне перечислил, – что надо на рынке купить.

Но всё недосуг нам: то жатва на творческой ниве,
А то вдруг Россия совсем потеряла покой…
Уже не придётся (о, Боже!) отведать сациви.
Что было б его приготовлено лёгкой рукой!

Скорей этюд рисуй, художник,
Природа не умеет ждать:
То солнце скроется, то дождик.
То прояснится вдруг опять!

Схвати мгновения жар-птицу,
Оставь в руке её перо:
Оно для кисти пригодится
И мне, как вечное стило.

Этюд – не слепок и не фото,
Он смесь натуры и души,
Он для себя, не для кого-то…
Спеши, художник мой, спеши!

Этюд – как жизненная веха
(Пусть краски празднично трубят!) —
Осколок прожитого века.
И даже самого себя!

Две октавы в этом мире отзвучали…
Разве вы не ощущаете печали?
По какому справедливому уставу
Окрылили нас, бескрылых, две октавы?
С ними жили, с ними радовались свету, —
Две октавы подарили радость эту.
Чаровали нас не трубы и не струны —
Женский голос, дар небесный, вечно юный!
Не заманит мишура с дешёвой славой…
Жизнь прожить бы дай мне, Боже, в две октавы!

Художник кисть держал в зубах
За неименьем рук…
Попридержите слово «крах»,
Оставьте ваши «ох» да «ах».
Сочувствие – неверный шаг,
Когда владычит дух!

Трактуй как чудо или сон,
Как мыслимый предел,
Но буйный рост зелёных крон,
И ярость океанских волн,
И облаков могучий гон —
Он всё запечатлел!

Увы! Судьба лишила рук, —
Жесток её удар!
Но не замкнулся жизни круг, —
Сквозь годы горестей и мук,
Под вдохновенный сердца стук
Прорвался светлый дар!

Я держал твою руку в руке,
Ожидая любого приказа.
Ты была лаконичней Марке,
Непонятнее Пабло Пикассо.

Мир молчанья – огромен и тих,
Будто дремлющий витязь из сказки.
Не из круга жеманных франтих —
Ты пришла без рисовки и маски.