Феликс Грек - У мира на пиру

Как ему Сибирь запала в душу!
Как он полюбил крестьянский быт.
Немец с женским именем Маруся!
Видно, прозорливым парень был!

Только мы забыли понемногу
В круговерти мелкой суеты,
Что живём в России рядом с Богом,
А не в царстве гулкой пустоты!

Когда переживём лихое время —
Нужду, вражду, неверие и ложь,
Когда угаснет ярый дух полемик,
И стихнет надоедливая дрожь,
И «на круги своя» всё возвратится.
И счастье, обгоревшее в кострах,
Воскреснет вдруг, и сумрачные лица
Вновь просветлеют, позабывши страх,
Когда крестьянин землю, как невесту,
Обхаживать и миловать начнёт,
И, как из сказки, радостные вести
Откроют нам свой долгожданный счёт, —
Тогда предстанут в необычной яви
Неброские отрады бытия:
Пожар заката, луговые травы,
Безделица чугунного литья…
Всё, в суете сокрытое доныне,
Проявится для света и добра!
Растает равнодушья мёртвый иней,
Что злу преступно потакал вчера.
И сникнут громогласные мессии
(История к ним не благоволит!).
И будет возрождение России
Итогом нашей страсти и молитв!

Порывистый, кудрявый, белозубый, —
На шутку щедр и на язык остёр!..
Ах, эти африканистые губы!
Ах, чувства необузданный простор!

В кругу друзей – шумит и верховодит,
Но вдруг замкнётся – кончен хоровод:
В чём повод? Всемогущая природа
Его к свиданью с Музой призовёт!

И он уйдёт в свой потаённый замок,
Доступный изначально лишь ему.
Где с одухотворёнными глазами
Его ждёт Муза в светлом терему!

В лицейских классах строгая система,
Да вот беда – весенняя пора:
В аллеях царскосельского Эдема
Прогуливают барышень с утра.

А гувернантки здесь совсем некстати,
Но можно строить барышням глаза…
Вчера «Декамерона» воспитатель
Из-под подушки Сашиной изъял!

Но он не сник и жить ему так любо!
В его груди – божественный костёр!..
Порывистый, кудрявый, белозубый,
На шутку щедр и на язык остёр!

Храм Покрова на Нерли!
Тише! Не молви – внемли
Гимну святой тишины,
Музыке робкой весны!

В чудо из камня всмотрись:
Храм над землёю повис!
Сложен из каменных плит
И вознесён из молитв!

Тише! Не молви – смирись,
Не улетел бы он ввысь!

Осенний дождик капли сеял…
Как угадать бы – отчего
День зарождения лицея
Стал в жизни главным для него?

Каким бы день в грядущем ни был —
Ласкал ли свет, темнила ль тень,
Он окружал священным нимбом
Благословенный этот день!

Да чем же он благословенен?
Никто не скажет нам, увы!
Чем дорожил наш юный гений —
Друзьями, клятвой на крови?

Союз – прекрасен, но доколе?
На целый век не сохранить!
И обрывалась с лютой болью
Его привязанностей нить!

Не назовёшь картину грозной,
Но от разлук не жди добра:
Созвездье рассыпалось в звёзды, —
Их вновь в созвездье не собрать!

Вдруг тесно стало в хороводе.
В упряжке с золотой уздой!..
Ему сиять на небосводе
Солнцеподобною звездой!

Еду с Ростроповичем по проспекту Ленина,
Он машину водит ловко, как смычок.
С ним якшаться, говорят, вроде бы не велено:
Живо попадёшь ты, брат, под колпачок!

«У него на даче-то – диссидентов уймища,
Что-то замышляют там – всё властям во вред!
Ходят, не хоронятся, в бородах и рубищах
Да романы стряпают, глянешь – чистый бред!»

Мы свернули далее влево, на Почтовую.
Едем, поспешаем в хлебосольный дом.
Завтра он программу нам обещает новую
(Власти разрешение выдали с трудом!).

С ним – легко и весело, он раскован начисто,
И рассказчик классный: слушай, не зевай!
Всё, что он ни делает – мирового качества,
Даже трудно лестные подобрать слова!

Будет много сломано, многое – потеряно.
Дверь за ним закроют крепко, на крючок…
Еду с Ростроповичем по проспекту Ленина,
Он машину водит ловко, как смычок!

Мстиславу Ростроповичу
Окрылять – дар Божий, не профессия.
Под смычком вращается Земля!
Ты рождён – раскованно и весело
Окрылять!