Валерий Симанович - Четвёртая стража

XII
Юпитер Статор! Да какой ты бог!..
Вон – твой коллега бродит по Сенату…
И первый, и последний кошелёк
Не ты мне дал… А говоришь, что Статор…
Да, может, я немножечко и пьян…
Так что с того? Вино – напиток мира.
По крайней мере, ни один буян
Не жаждет крови в ожиданьи пира…
Так я бреду по грязным кабакам
И пропиваю Цезареву щедрость,
А Он… Но лучше – к Ней… Скорей, пока…
Всё… Нет монет… Будь проклята ты, бедность!..

XIII
Милая, я здесь, у ног твоих.
Нет ни асса медного в запасе…
Если не прогонишь – хоть на миг,
То позволь – я поцелую пальцы…
Почему «замёрз»? «Дрожу»? Боюсь:
Над страной летит дурное время…
Скоро и меня… Забудем грусть:
Долговечно юлиево семя,
А земля – она всегда земля:
И Луна, и Ты, и я, и радость…
Пусть когда-нибудь придёт заря
Внукам или правнукам – в награду…
Что Ты говоришь? «Чудной»? Нет, нет…
Просто я… Да будь неладны власти!..
Я – люблю Тебя… И я – поэт…
Ты?.. Меня?.. Юпитер Статор!.. Счастье…
Так иди сюда… Ох!.. Что в спине?..
Кто там сзади?.. Милая… Жаль… Мы же…
Потерялось время в тишине…

Темнота… Я ничего не вижу…
… ... … ... … ... … ... … ... … ... … ... …
И будет ночь под окнами тиха
До первого и бледного мерцанья,
Но вдруг раздастся голос чудака
И пролетят стихи росою ранней.
И будет долго шум мешать уснуть,
И всё затихнет снова. Всё, мгновенно.
И тень на еле видную Луну
Уляжется злой кляксой непременно…
И прошипят на верхних этажах:
«Опять там этот пьяница буянит»…
«Давно пора их всех бы поприжать —
Поддержит кто-то. – Что возиться с пьянью?»…
И заспанный, хоть час уже не спит
Сосед жене ворчливо перескажет:
«Опять Катулл, наверное, чудит»…

И прозвучат шаги Четвёртой Стражи…

Я горожанин трижды.
Но пока
пух тополиный мне зрачок щекочет
предметы слов и все сезоны плоти
(в черновиках, гримасах, развороте
чуть влажных губ)
поэт впотьмах бормочет,
лист белый чист, немотствует рука.

Мне нравятся слова, пока они – предметы:
вот слово – дерево в предощущенье лета,
Вот облако, и в нем живет гроза,
Вон странные предметы – голоса
Речушек ласковых, ночных лагун дыханье.
Прислушайся (звучат воспоминанья!) —
Какие гласные? Какая в гласных страсть?
Коснуться пальцами, вздохнуть и задохнуться,
Упасть из невесомости, украсть,
Произнести, услышать и очнуться.

***

Времен безвременья собрав черновики,
Среди случайных фраз и торопливой правки,
Резонам умников и смыслу вопреки,
Я уловил мгновенный привкус правды.

Быть может, был он чуть солоноват,
Косноязычен, чуть смешон, быть может…
Сквер опустел. Грозился мелкий дождик,
На убыль осень шла… Кто в этом виноват?

Костры и дворника на свой особый лад
Определяли это время года.
И наступала странная свобода —
Писать стихи темно и наугад.

Но надо же: собрав черновики
Я не исправил ни одной строки,
Не обозначил время именами…
Что именам и призракам пенять?
Уже дождит… И чудится опять
Безвременье совсем не за горами.

I
Мы вечны в прихоти…
Мы сушим сухари…
Капризничаем…
Требуем: «Замри!…»
Ключи теряем…
Ищем до зари…
Наивно ждем, что кто-то переспросит,
Что Пушкин, улыбаясь, произносит,
Где Пушкина смыкаются уста?
«Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит…»
Как эта фраза кажется проста…

II
Живя в чужой стране, в молчанье, в нераденье,
Помянем Пушкина в день летнего рожденья,
В день отпеванья, смерти, за чертой
У зимней Черной речки роковой…
Всяк день в России – повод к поминанию
Строки из Пушкина… То скудный свет свечи
В каморке Пимена и скрип пера в ночи…
То имена, то горькие названия
Замерших и забытых деревень
Скользят ухабами, отбрасывают тень…
Записка Дельвига с пометой «для журнала»…
А чтоб цензура не озорничала
Три строчки точек… Разбери, поди,
Чья тень в метель маячит впереди.
Не чокаясь… Шампанским… в никуда
Звучащей речью – эхом навсегда…