Любовь Сушко - Шарм серебряного века. Филологиня

И все, что было за душой —отдаст,

За пару дней в России, безучастно.

Он смотрит вдаль, на вечные поля,

Усеянные синими цветами.

– Все было зря, наверно, было зря,

И ничего не будет между нами.

Печаль растает, как внезапный сон,

Тоска кружит над ними, как ворона,

А он все пишет, и сжигает он,

И смотрит в этот мрак завороженно.

Боль не проходит, никого кругом,

Одно зверье повсюду, Боже правый,

И только свет звезды и старый дом,

И только бес улыбчиво лукавый,

И женщина, лишенная тепла,

Она его к рассвету проводила,

И кажется, что тоже умерла,

Ведь ни о чем как будто не просила,

И темные аллеи вдалеке,

И светлые грядут воспоминанья.

Лик женщины застынет на холсте,

Ноябрь несет забвенье и признанье.

Но все равно, давно молчит и ждет,

Чего не ясно, день восьмой настанет,

И в вечность он уйдет, и в тот полет

Его прекрасный Блок один помянет,

Проводит в кущи райские опять,

И отвернется молча, и отпрянет.

И спор не станет больше продолжать,

И пред луною наконец отстанет.

Ночь так темна, и все-таки с небес

Он видит эту призрачную землю.

Деревню, тьму аллей, и этот лес,

Да он вернулся, зову сердца внемля.

Уж лучше поздно. Разожгут камин,

И соберутся призрачные гости.

Но и средь них останется один,

Не пережив отчаянья и злости…

Один старик, и маятник и сон,

Уходит в бездну, не вернется снова,

И где-то слышен колокольный звон,

Из мира он ворвется из иного…

и зря о твоем же добре лепетал

дождем и ветвями, губами и кистью

влюбленно и злыдно еврей Левитан.

Б. Чичибабин Тебе, моя Русь.

Что было там, за той звездой в ту полночь?

Усталый Левитан о том теперь не вспомнит.

Русалий хоровод, над озером мелькает,

И он туда идет от всех живых красавиц.

Он знает силу снов и красок увяданья,

Он в этом мире новом нелепое создание,

И все-таки в тиши лесов давно забытых

Пиши, спеши, пиши ту суету событий.

Скулящая душа сурова и нежданна.

Живет там не спеша бессилье Левитана,

И только в миг тоски вдруг краски проступают,

И в устье той реки все беды пропадают.

И он живет один, не видя Галатеи,

Среди печальных зим, от горести хмелея.

И где-то в тишине белесого тумана

Он снова снится мне, пейзаж тот Левитана.

И Плес его не ждал, и не звала столица,

Когда страстей накал все длился, длился, длился,

Она одна была мила и так желанна,

Что в пропасти вела с усмешкой Левитана.

И он за нею шел. Не замер у обрыва.

Она осталась там, юна и сиротлива.

Художника потрет другой во мгле напишет,

И кажется он жив, и кажется он дышит

Как грустно королеве декаданса,

Все вспоминать, не помня ничего,

За этот мир отчаянно сражаться,

Таить в душе немое торжество.

Домой вернуться на рассвете алом

И рухнуть обреченно на кровать.

И видеть звезды, только он устало

Петра иль Павла пишет там опять.

И соберутся шумные поэты.

И черной птицей к ним она порхнет.

Кому-то улыбнется безответно.

Кого-то безрассудно оттолкнет.

И он следит за нею, все прощая,

И понимает, лишь она нужна,

Когда звезда последняя растает,

И отгорит последняя весна.

И удалится беспощадный критик

И никого не будет за спиной.

Как это и жестоко и обидно.

Поговорить не с другом, а с женой.

Они —то знают, что Париж навеки,

Когда чужое сделают своим.

Закат окрашен кровью, и померкнет

Былых сказаний ядовитый дым.

И на Монмартре встретив вновь кого-то

Махнуть рукой и удалиться вдруг.

И в светской львице видеть в миг ухода

Всей жизни замыкающийся круг.

Пусть ты упрям, и пусть она другая,

И только снятся Питера снега.

Но вас согреют свечи, догорая,

И сказочная русская пурга

Перед отплытьем в городе страстей

Возникла Анна и исчезла снова.

И затерявшись там, среди гостей,

Она опять искала Гумилева.