Дмитрий Гринберг: Случайная встреча

Грешней я был, чем бывают некоторые.
И чище был, чем бывают некоторые.
Но добро жило в моём сердце, и бодрствовало всегда.
Тьма зовёт людей, обманывая их,
и сладок бывает её зов. Но в конце пути этого
неизменно ожидает тебя болото и зыбучие пески,
куда раз попавши, ты изнываешь от жажды.
Единственный, кто может тебя напоить,
это Бог. Он протягивает к тебе руку, которую ты
не видишь, или не хочешь замечать,
потому, что тебе потребуются усилия,
чтобы ухватиться за Руку Божию. Но только она
помогала мне в трудные минуты моей жизни,
и спасала меня. Свет Божий, ты всеблагодатен,
и я без тебя ничто.

Рука молчания вновь уст твоих коснулась,
И скрылась ты, как ветер снежных гор,
Когда меня ты лестью обманула,
И я обман не видел твой в упор.

Когда ты мне сказала с сожаленьем,
Что тяжело моих не видеть глаз!
Не знал тогда, как ты своим уменьем
Любовь внушить способна в нужный час.

Но дни прошли, и мне бывает мило
Порой взглянуть на прежние черты,
Поскольку сердце всё же не забыло,
Как гладишь и целуешь только ты.

Я помню дни, и все твои касанья,
Где шепот их звучал мне как признанья.

Кто знает, смерть когда свои права
Предъявит, не страшась твоим ответом?
Как временна на дереве листва,
Так и любой – прохожий в мире этом.

Как разметает ветер временную пыль,
Так время прячет дел твоих остатки.
И завтра скроет их густой ковыль,
Другие блюда станут людям сладки.

Как памятник оставить за собой,
Чтоб не зарос он бурьяном и тёрном?
Узнать тебя не сможет друг живой,
Другим ты станешь в образе покорном.

Так и меня не знает этот вечный мир,
Уйду, как в землю брошенный сапфир.

Если разлучит нас с тобой война,
Укроет землю ямами могил,
Храни в остывшем сердце письмена,
Которые с утра тебе чертил.

О, Бах и Моцарт, Гегель, Ницше, Кант,
Подобное вернётся ли на землю?
В костёр вас пустоты низверг талант!
Талант из бездны, бездну не приемлю.
Когда запрет на Библию падёт,
И перепишут старое писанье,
Века к нам тёмные, как этот сброд,
Придут – убийцей, но без покаянья.
И не укрыться ни в дому, ни там,
Где тьма. Уж всё покрыто светом.
Но это смерти свет, и больше нам
Не говорить без бо́язни об этом.

Свободы нет, и ложь сильна теперь,
И разум мёртв везде, как мёртвый зверь.

И розой розу не назвать,
И ночь не будет больше чёрной.
И скоро будут замечать,
Что в коже быть своей позорно.

Не светит солнце больше днём,
Луна исчезнет со звезда́ми,
И пищу греть назначат льдом,
Но грызть её нельзя зубами.

Когда запрет падёт на древние могилы,
И не в законе будет здесь закат,
А правила придут совсем иные,
Я этим бредням вряд ли буду рад.

Но засмеют все голоса пророков,
И обольют их правду клеветой.
Тому не верь, что видит всюду око,
Что пешке знать, когда ведут на бой?

Софистов возрожденье в этом веке
К погибели планету приведёт.
Танцуй, звезда, на бледном небе,
Пока ещё грядёт к тебе восход.

Святая правда ранит вечно больно.
Но ложь свободу продаёт довольно.