Дмитрий Гринберг - Случайная встреча

Фиалкам не прожить в саду столетья,
Как не согрела б нас их красота.
И всех родов пройдут уже соцветья,
Наследством лишь спасаясь от стыда.
И терпкий вкус пускай благоуханья
Весной вскружат главы земную высь,
Они пройдут. Но цвет напоминанья
Оставит летом вновь зелёный лист.
Ты тронешь гладь воды своей рукою,
Она в ответ оставит зыбь и свет.
Когда все чувства нарекли душою,
Родился в мире подлинный поэт.
Всё оставляет что-то в этом мире,
Земля же заключается в Шекспире.

Тебе сегодня двадцать только лет!
Какое же прелестное созданье
Гуляет там, где тысячи Джульетт
Теряют перед ней очарованье.
Забавный шеи изредка твой хруст
Напомнит – ты жива, из той же плоти,
И майский цвет твоих лиловых уст
Все ж говорит об ангельском полёте.
Возьмёшь бумаги ты тот белый лист,
Который с кожей белою сравнится,
Где плоть и мрамор с ангелом слились
В тебе, сердец ты вечная столица.
Из уст других исходит пустота,
В твоих и свет, и тьма, и красота.

Кто может не любить дары природы,
Когда вкусить ты можешь спелый плод
Фруктовый, бодрствуя в тени, где своды
Душистых яблонь тень на плечи льёт.
И кто же не возьмёт одежды в горы,
Где под ногами лёд и вечный снег?
И мудрым будет тот в лесу, который
Костёр зажжёт, готовя свой ночлег.
Не вспомнишь ли о Боге в час мерцанья
Звезды на небе, в сердцу сладкий миг?
Так набожность дана и с ней терзанье,
Чтоб человек был нищ и в том велик.
Но что мне красота твоя во взоре,
Когда зима в тебе, и с нею горе…

Безвкусица – последняя из мод,
И четверть века в том не лучше были.
Но вновь пошёл вещей круговорот,
И лучшее теперь соединили.
Возможно ль взгляд свой жадный оторвать,
Когда в красавицах изъяна нету.
Но в их сердцах, как в худших из бродяг,
Лишь мёртвый свет, чтоб вычислить монету.
Художника великого рука
Не передаст холодного величья,
Но там и глубина невелика,
В колодцах глаз, где видно безразличье.
А был ли кто и молод и красив,
И не жесток, своё заполучив?

Когда наденешь бархатное платье —
Тайком ты помышляешь о тряпье.
Когда дают не по душе занятье,
Уйти в мороз не хочется ль тебе?
Откажется любой от тяжкой ноши,
Но разве бременем своим тебя снабдил,
Когда в лугу, что был зимой искошен,
Цветы искал тебе и находил?
Но вот он гость, на дружбу чью-то падкий, —
Ты соблазнилась с лёгкостью, как зверь,
И клюнула на все его приманки,
Забыв о множестве своих потерь.
Всему найдётся жалкая замена.
Ты заменила сердце, несомненно!

Словам своим ведёт кто точный счёт,
Не пропуская лжи, и с нею сходства,
Бедней того всегда, кто воду льёт
На саженцы обмана и уродства.
Но всё, что быстро там взрастёт,
Увянет на глазах его печально.
И перевесит подлинный подсчёт,
Разоблаченным станет лжец нахальный.
Но что подсчёты эти хвастуну?
Найдёт он вскоре новых ротозеев.
А тот, кто победил – найдёт одну
Недолгую признательность позднее.
Приветствоваться в мире будет ложь!
Любой того прощает, кто похож…

Я – тарелка и глина,
Ты – и чашка, и нож.
Если я дам тебе имя,
Ты уже не умрёшь.

Когда при людях плачет дикий зверь —
Он жалость в каждом вызвать может.
Так капля с глаз приоткрывает дверь
К вратам души и сердца тоже.

В себе скрывал я вечно дикий нрав,
Считая то ужасным и постыдным.
Но, видимо, я был тогда неправ,
Раз кровь способна ужин сделать сытным.

Так женщинам привычнее ласкать
Всё то, что ставит боль на белой коже.
Во мне давно таится эта страсть,
И чтоб любить гораздо стало проще,

Я в зверя тотчас тихо облекусь,
И в шею, в сердце я твоё вопьюсь.

Когда я видел – плачет дикий зверь, —
Обманом жалость вызвать в людях может,
То усомнился я в слезах твоих, поверь,
Тебя люблю сильней, хоть зверя тоже.

Но вот смешок ты кинула тогда,
Когда ты не заметив больше зверя,
Увидела ребёнка в малые года
Во мне на миг, глазам своим не веря.

Зачем в минуту слабости моей
Ты грусть мою сравнила со слезою,
Способен ли звучать, как соловей,
Всё тот же соловей, но не весною.