Дмитрий Гринберг - Сартр

Жена моя – убийца смеха,
Жена моя – убийца муз.
И радость только эхом
Звучит во браке уз.

Разобраться нужно в чувствах,
Можно только не решить,
Что душе проклятой нужно,
Но ей нужно всё, чтоб жить.

Положить нельзя на чашу
Хлеб и воду – что нужней.
Я забуду встречу нашу —
Клялся я, но жизнь сильней.

Пожалуй, ждать уже не надо,
Ведь не заметишь ты потери,
Когда уйду я безвозвратно,
Не открывая даже двери.

Когда уже не больно, и хочется дышать —
Я открываю рот, чтоб грудь свою наполнить.
Но нет мне воздуха, и хочется опять
Себе о чем-то горестном напомнить,
Чтобы раскрылись раны. Может, через них
Поступит воздух прямо в мое тело.
К своей я жизни в безразличии затих,

Мой ум живет, но сердце не сумело.

Ты сломалась об меня,
Об мою с тобой усталость.
Ты лежишь всю ночь, виня
Прошлое, что в нас осталось.

Я – не счастье, а беда.
Я не прошлое, но, верно,
Всем являюсь для тебя.
И любовь твоя безмерна.

Из рук моих тебе достанется тепло,
Ты с ним уйдешь, другим его раздаришь.
И свет я выну, и сделаю светло,
Светло, как ночью зимней на пожаре.
Весной не будет солнца без тебя,
И летом я один с тобой увяну.
И с первыми слезами сентября
Гулять пойдешь одна и будешь пьяной.

Ведь осень осыпает слезы вниз,
Они об ноги могут не разбиться.
Ты – ангела неправильный эскиз,
Я – демон, что любви твоей боится.

Года размыли нас с тобой —
Мы видимся все реже.
И точка вместо запятой
Нас надвое разрежет.

И мы уйдем, куда глаза
Глядят, греха желая.
И мы забудем, что нельзя
Любить, кольцо снимая.

Но мы вернемся в серый дом,
Забудем все страданья.
И только кто-то за окном
Зажжет воспоминанья.

Казнить людей тебе не ново.
Твои слова разлились на паркет.
«– Прости, но я люблю другого.»
Дала весь яд в одном глотке.

Зачем мне день, в котором нету дня,
Зачем мне кровь, она бежит напрасно,
И даже воздух лишний для меня,
Дай умереть. Мне дальше жить опасно.

Я не горжусь ни жизнью молодой,
Ни средними сонливыми годами.
Я обречен любить, и жить одной тобой,
Я обречен мечтать о том, что было с нами.

Побудь со мной, о гадкое дитя!
Мне снится милый сон, и ты – мой милый сторож!
Ты здесь сидишь, узор один чертя,
А там за стенами спустился сильный морок.

Мы не найдем в деревню старый путь —
Дорога снегом занеслась, она пропала.
Но здесь тепло, попробуй, всё ж, уснуть,
Я дам тебе тряпье из ласк и одеяла.

А после мы поднимемся с утра,
И вон пойдем бродить по рыхлому не снегу,
И мы забудем то, что было здесь вчера,
А помнить будем суп и старческую негу.

Смеяться вслед, ты лучше не спеши.
Ведь за тобой, все ж, рвется цепь идущих.
Для успокоенья собственной души
Ты отвергаешь всех, в особенности лучших.

Твоя кожа, наверное, шагрень.
А вместо глаз – остывших два алмаза.
Вместо волос – расчесываешь тень.
И все равно окутываешь разум.

Она устала, ластится ко мне.
Вина на мне, она еще спала бы.
Но этот свет в окне
Красив, но слишком слабый,
Чтобы задеть сердца,
Чтобы дать встать влюбленным.
И мы в обнимку до конца
Лежим, как стебель опаленный.

Она не просит: уходи.
Она не верит ни в мечты,

Ни в то, что мы, как лань свободны.
Она не верит в то, что годны

Вершить свою судьбу лишь мы.
Она продрогла у стены,

И я хочу ее укутать
Руками сильными. – не спутать