Дмитрий Гринберг - Сартр

Пусть скажут: «Ты утенок гадкий».
Слепым лишь тьму дано увидеть.
Но ты не будь заложницей обиды —
Поверь, не только мёд бывает сладким…

Лишь я умею видеть тени.
Но ты не тень, ты лучше света,
И ты касаешься души поэта,
Коль я упал, – ты тут же на колени!

…Но небеса уже темнеют!
Ползет земля. Земля, как кожа,
И смерть – спасительная ноша
Придет к красавице Помпеи.

Но ты, любовь, несешь идею —
Создать в тебе другую Орхидею!

У льда стоял я, руки грея,
И цвет их покрывал бордово-синий,
И руки становились, как из глины,
Я шел к тебе, к тебе, моя Помпея…

Тебя достичь желал, и, не жалея
Ни сил, ни усыхающего сердца,
Стремился я найти то место,
Где ты стоишь, предсмертная Помпея…

И пусть мне скажут: «Орхидея
Тебя красивей на могиле»,
Но ту случайно уронили,
А ты сама падешь, моя Помпея…

Прости мне сны, о, орхидея,
Но сердце выбрало упадок.
Он так безжалостен и сладок,
Как та, моя предсмертная Помпея…

Вы неразлучны, и, беднея,
Твой лист падет, как и Помпея.

Не забудем о прощанье,
Не забудем, кто калечит,
Только горько «до свиданья»
Говорить при новой встрече.

Ни веселье, ни рыданье,
Не изменит старой речи, —
Мне так горько «до свиданья»
Говорить при новой встрече.

Не говори мне ничего,
Глаза закрой, чтоб их не видел,
Все это делай оттого,
Что красота – моя погибель.

И руки спрячь ты в рукава,
А пальцы прижимай покрепче
К своим ладоням. Такова
Цена покоя, чтоб был вечен.

Носи же платья, как в веках,
Когда нельзя было увидеть
Атласных ног. Они во снах
Приносят гибель.

Закутай спину всю и грудь
В тряпье – без жизни ткани, —
Иначе сердце не вернуть,
Иначе снова грех и раны.

Пускай забудешь ты свой дом,
И воду, и надежду и еду,
Пускай ты будешь точно лён,
А я к тебе приду.

Тебя оставят все друзья
В горячке и в болезненном бреду,
И позабудет вся семья,
А я к тебе приду.

Ты будешь столько дней одна,
Что «больше жить так не могу»,
Ты скажешь, стоя у окна.
А я к тебе приду.

Опять промокнешь под дождем;
Замерзнешь, стоя на снегу,
Но ты пропустишь старый сон,
Когда к тебе приду.

Мне нравятся твои духи,
что с запахом лесной ольхи;
молчание, признания.
И ветер тот, что слишком стих,
ты любишь увядание,
как кто-то покаяние.
Ведь ты отныне грешная, —
улыбка все-таки нездешняя.

Ты была отчего-то обидой задета,
И спросила меня: люблю ли. И эта
Обида прошла – я люблю тебя, да!
Вмиг согрелась ты этим ответом.
Ведь меня не терять никогда-никогда,
Для тебя, суеверной, примета.

Когда мне приходится выбирать
Между принципами толпы проходящей,
И между покоем своим, где кровать
От покоя стает леденящей,

То хочу я кричать в свой рукав, в тишину,
И прошу я еще, далеко уезжая,
Большего дать. Но пасть крикуну
Открыть не дают. А кто не дает – я не знаю.

Я молился только об одном – о ней.
И пришла она с зелеными глазами.
И заметно каждый раз теперь ясней —
Все-таки не страсть возникла между нами,

В ней намного больше милых мелочей,
И она красива с болью и слезами.
И боюсь, что не бывает у людей
Счастья, долго освещенного годами…

Мне кажется, так странно,
Что старой скрипки нет.
Мне кажется, так рано
Конец всему – горит билет.

Ты знаешь, что ценю я,
И что прошло немало лет.
Ты хочешь поцелуя,
В котором смысла нет.

В моих глазах разлука —
В твоих глазах печаль,
Прости, я капля звука,
Которую не жаль.

– Ты молчишь, потому что устала?
– Сердце в груди занемело,
Воздуха слишком мне мало.
– Нет, тебе надоело.