«Отче наш, иже еси на небеси…»
90/48
Отче наш, иже еси на небеси,
молю, прости меня, спаси,
молю, прости мой сладкий грех,
прости, не плач, прости мне смех,
прости не ложь – сплошной обман,
прости меня, я – сверхжульман,
прости, что с ночи до утра
живу вне зла и вне добра,
забыв про долг, дела, детей,
прости, что не люблю людей,
прости, что мучаю жену,
прости меня, что я живу без веры…
Господи прости, грехи мои все отпусти,
пусть отпущения мне нет, прости за то,
что я поэт, что в жизни сотворенной мной
отгородился я стеной от мира
миром красоты, прости, что с этой высоты
земным блаженством оссиян,
я рай устроил для себя, вознесся сам
на небеси, мой Отче, за стихи прости,
за все, что даждь мне уже днесь,
прости поэзию мне здесь, мой хлеб
насущный, рай – не ад, прости мне
рифм святой парад, прости мне ритмов моих
грусть, и присно и вовеки пусть
божественных поэзий блажь
да мне простится…
Отче наш, иже еси на небеси,
молю прости меня, спаси…
«Время извлеки из архивов своих…»
60/48
Время извлеки из архивов своих
магнитные записи слов отзвучавших
дай мне услышать себя
понимаешь – забыл, все забыл
и не помню себя молодым…
время
я не знаю какую ты пленку
поставишь но я знаю
что ненавидел когда-то того
стал каким
время
ведь правда
с годами приходит к нам мудрость
разве юность поймет
нетерпимая в страсти своей
что добра нет и зла
друг от друга отдельных навеки
а есть жизнь состоящая вся
из сплетений зла и добра
1968
«Я русский, а не россиянин…»
90/49
Я русский, а не россиянин.
Мне Русь моя – не ад, не рай –
от крымских волн
до северных сияний
и до Аляски – русский край.
Я русский – и калмык, якут,
татарин, еврей, чеченец и чуваш,
Я православный, и баптист, буддист,
и кришнаит, и мусульманин,
в моей России каждый – наш.
Мы, русичи, сильны различием,
у нас единая Россия – Русь.
В многоязычии – Отечества величие,
о благе наций всех
на русском я молюсь.
Я русский – не советский и не прусский,
я верой-правдой жив-здоров,
и мне не нужен берег Сан-Францисский,
храни нас, Боже,
наш Санкт-Русский кров!
60/49
А Россия на всех одна
колыбель наша немощь и сила
нашей люлькой была она
может стать нам братской могилой
будут помнить о нас по ней
мы ее грядущие были
и судить правотой своих дней
как мы прошлое сами судили
будет призван к ответу герой
и злодей, что героя ухлопал
будет суд разбирать мировой
кто какую тропинку протопал
и на том суде воздадут
всем молчавшим бесчестно и честно
всем кричавшим УРА и САЛЮТ
безымянным всем, всем известным
всем довольным собой и житьем,
всем лишенным ума и покоя
павшим в битвах кровавых
с врагом
и ушедшим навек под конвоем…
но особо спросится с тех,
кто за родину жить оставался –
и стерпев пораженье
в успех верил –
вновь за прежнее брался
кто дву-жилен (не-личен) был
рисковал, распрямляясь все выше
кто взаправду Россию любил
и с неправдой сражаться вышел
«Не набожен, не суеверен…»
90/50
Не набожен, не суеверен
и не безбожник – просто человек,
двадцатый век
раскрыл свои мне двери,
вручил на жизнь
бесценный чек.
Не расплатиться золотом и кровью,
не распластаться
пред благолепьем ниц.
Нет для бессмертья места лучше,
кроме земли,
попавшей под прицел зарниц.
Возьму сполна и бред, и славу,
от лиха и любви не отрекусь.
Я не боюсь нарваться на потраву.
О жизнь моя,
Я жить не надорвусь!
«И были бы закаты и рассветы…»
Ивану Семеновичу
и Александре Матвеевне
60/50
И были бы закаты и рассветы
любила и страдала бы земля
и правду защищали бы поэты
и все бы было без меня
и все бы шло без моего участья
как много надо
чтоб кому-то быть
как мало надо
чтоб погибло счастье
родиться жить
влюбляться и творить!
благодарю за этот век двадцатый
родителей самоотверженных моих
благодарю случайность
что когда-то любовью наградила их
Антоновы Иван Семенович (1907–1970) и Александра Матвеевна (1907–1996)
Читать дальше