Наташа Корнеева - Маргаритки смерти

а у меня – огромная ирга
тихонько умирает, мы вдвоём
вчера смотрели, головы задрав,
на клин последний плачущих гусей,
потом пошла я и открыла шкаф,..
зима грядёт… а тёплых нет вещей

ты можешь оставить открытыми окна – двери,
замки навсегда уничтожить, ключи и шторы,
ты можешь по стенам развешивать, как трофеи,
мои имена – фотографии – разговоры,

разбить зеркала, от своей убегая тени,
а тень вместо пса приковать – будет тварь цепная,
раскрашивать маски, когда – у тебя нет денег,
но только об этом никто никогда не узнает,

ты можешь не пить и к утру умереть от жажды,
одну разлюбить и тот час полюбить другую,
ещё не узнав её, знаешь уже что скажет,
и хлеба не дав, примеряешь седло и сбрую,

тебе никогда, никогда не увидеть небо,
в обычном стекле ты находишь песок и камни,
давно убежал бы, но ты не умеешь бегать,
а видел ли ты, как взрываются дирижабли?

а знаешь ли ты, что зима – это просто лето,
замёрзшее лето с фруктовой такой начинкой,
что всякое утро без кофе и сигареты
опасней, чем спичкой в цистерне с бензином чиркнуть,

что всякая ночь оглушительна до безумья,
а мысль о тебе барабанные перепонки
шутя разрывает, как будто в гробу лежу я,
весь мир надо мною огромной плитой бетонной,

ты можешь дышать под водой – у тебя есть жабры,
и мне от тебя никогда никуда не деться,
но ты – только гарь – на другом берегу пожар был,
тебе не сгореть – не согреть – у тебя нет сердца

В пластилине моей души – оттиск ты.
Убивая меня небрежно,
Не развешивал на кресты
С кожей содранные одежды,

Не выделывал, так сдавал. Чучельник
Принимал за скупые гроши.
Он то знал, что нет круче них.
Только ты не хотел дороже.

Крепостная моя душа вольной ждёт,
пропивая себя, алкашка.
Но ей пуговка не даёт
из кармашка сбежать бумажкой.

У северного моря гулкий хруст,
Уходит берег к чёрту на кулички,
Холодный вечер однобок и пуст,
Пьёт с одиночеством давно и по привычке.

На камне сером замерзает тень,
Коленки подтянула к подбородку,
Ушла её хозяйка в прошлый день,
Случайно обронив свою походку.

Судачат волны шумно о своём,
Их ветер перемалывает в брызги,
И как-то по-особому поёт
Пронзительным пересолёным визгом.

От соли горько, белым порошком
Прибой приблудный ссыпался на гальку.
И месяц постаревший с поводком
Идет искать сбежавших чаек стайку.

Пар над водой, такой тягучий пар…
Шар золотой споткнулся, в кровь колени
о скалы разбивая, – луч упал
сухим обломком отраженья тени.

Разойдитесь юнии-июлии,
Августейший, брысь пошёл, пора,
Ясный в небе огорошен брюлик
Месяца в огранке серебра,

Старый пруд потерянным моноклем
Отбликует в травах луговых,
Брякнет колокольчик одиноким
Язычком, вылизывая жмых
Васильков, дородных василисков,
По щетине поля слёз ручьи,
Лето, лето, но уже так близко
Заморозков цепкие крючки,

Эти три, с не лучшим окончанием
Бри, достали краски и метлу,
Бабье лето кольца обручальные
Обменяет снова не на ту
Сказку про снегурочек по окнам,
Накрахмалит скатерти. И что?
Королева Снежная подолом
Заметёт что было, то прошло.

Пять минут и август откурлычет,
Синева, ослепшая без птиц,
Попрошайкой жалкой горемычная
Кровью упивается зарниц.

Я пойду на гору на высокую,
Распахну себя до ломоты,
Полоснут мгновения осокою
В переходах с темнотой на ты

не тебе слова написаны,
не тобою прочтены,
и такие ночи мглистые,
нет ни звёзд и ни луны.

не проказничает по полю
ни единый ветерок,
птицы крыльями не хлопают,
серый заспанный восток
облаков чепец безрюшечный
позабыл спросонок снять
человечками-игрушками
вышли люди погулять,
как всегда обыкновенное
чудо пялится на них,
мир, поскрипывая стенами,
ухом к скважине приник,
он выслушивает музыку
человеческих шагов,
слух его, грозой контуженный,
\различить не может слов.
перевёрнутые лужами
мухами на потолке
люди бегают ненужные,