Кстати, завязки и разрешения интриг, связанных со всякого рода телесными знаками, весьма были характерны для литературы (очевидно, и для самой порождающей ее тогдашней жизни) времен кровных родовых и аристократических обществ и соответствующих доминирующих идентификаций. Интересно, что в наше время это опрокинуто почти исключительно в сферу пугающей анти-культуры и анти-социальной непросветленной криминальности, когда особо желаемых правосудию личностей тоже описывают и идентифицируют по отпечаткам пальцев, шрамам, оторванным фалангам, татуировкам и прочему не отменяемому пока балласту физиологических рудиментов старой антропологии.
Конечно, все три перечисленные идентификационные источники и механизмы могут быть сфальсифицированы. В современной литературе и особенно кинематографе достаточно разработаны подобные сюжеты. Однако, фальсификация или отмена всего запаса памяти, уничтожение и подмена документов, вербовка, устранение или погружение в состояние амнезии бесчисленных свидетелей, изменение знаков и параметров тела – все эти фальсификационные процедуры самими своими немыслимыми и неординарными усилиями только подтверждают наличие феномена целостности личности.
Не хочется быть банальным. Не хочется, но приходится. Собственно, актуальное всегда банально, а банальное, естественно, актуально. Хочется быть, если уж банальным, то хотя бы точным и научно скрупулезно выверенным. С первым вроде бы проблем нет. А со вторым… – да какое уж тут второе?! Тут с первым бы совладать. Просто бы добраться, а потом отделаться от него. Ан нет, не удается, не удается, как справедливо и отмечают мои многие недоброжелатели. Их много, много – недоброжелателей-то. А в чем я провинился перед ними – неприхотлив, независтлив, тих и благосклонен к любому. Ан нет. Значит, заслужил, и я понимаю это. Понимаю и принимаю все эти претензии как в их провоцирующей причине, положенной во мне самом, так и в конкретности их проявлений, лежащих уже в пределах сферы психосоматики предъявителей этих претензий. Посему мои безрезультатные самооправдательные трепыхания – они так просто, некие самопроизвольные подергивания покалеченного и самоосознающего (наделенного этой подлой мучительностью самосознания) нравственного организма. Надеюсь, предъявленные страдательно-самооправдательные ламентации кающегося самозванца вполне и тематически, и, главное, экзистенциально-интонационно, буквально, даже чересчур буквально относятся к заданной теме.
Но вернемся к холодной и рассудительной речи научного повествования. Понятно, что явленный в первом абзаце сочинения тексто-грамматический процесс последовательности дефиниций не отражает, не может отражать конкретные исторические явления, обличия и проблемы именно конкретного самозванства, но лишь параметры принципиального основополагающего самозванства. Прошу обратить внимание и заметить, что научная терминология дается мне нелегко, да и вообще в данной сфере исследований она мало разработана. Во всяком случае, мне вполне неизвестна и посему заменяема моей собственной псевдо-терминологией и квази-сциентическими ухищрениями, впрочем, лежащими на поверхности. Прошу заранее меня извинить. Но именно данная громоздкая формула, как мне представляется, позволяет выявить специфический модус проблемы, явленной в наше время как доминация самого идентификационного процесса над твердостью найденных, зафиксированных и укреплённых точек – позиций идентификации, в пределах которых и возможно принципиально высокое самозванство, в отличие от просто появления, промелькивания всякого рода проходимцев и мошенников, коими всегда и везде кишит любое общество. Народ ведь по сути своей – подлец! За ним глаз да глаз, уж извините. Уж присказка такая. Это не я говорю, это народ говорит сам о себе. Я бы такое не сказал. Я бы сказал что-нибудь другое, возвышенное и позитивное. Но все-таки, лучше уж быть со своим народом во всех его взлетах и падениях, самооценках и самоуничижениях. По-простому совпадать с ним во мнении.
И, естественно, во мнении о самом себе. Даже в таком вот негативном самомнении. А сам бы, по своему отдельному разумению, я подобного не сказал бы. Хотя, отчего же – сказал бы. Вот и сказал.
Да, тут уж начинается нешуточное. Тут объявляется серьезное и о серьезном. Так не все же нам анекдотами о Штирлице пробавляться:
– Штирлиц, а сколько Вам лет?
– Сколько всем – столько и мне! – а и тоже непростой ответ. Да и анекдот непрост. Ох, непрост! И тоже ведь, по нашей теме.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу