Дмитрий Пригов - Монады

– А как же нам-то это углядеть?

– А никак! Смотрите на меня и по моим движения, управляющим жестам, самой соматике угадывайте не смыслополагание, но просто пространственный вектор предположенного вам движения, через меня явленный. На то мне и палочка дана полосатая. Белая полоска света, возможная для быстрого неослепляющего восприяти – вам. Черная полосочка тайны, укрытого, не поддающегося вашему рациональному пониманию и расшифровки – для меня.

– Непонятно.

– Естественно.

Однако, всего вышеописанного явно не хватило бы для формирования из меня такого, пусть всеми и желаемого в назидание всем прочим и во спасение себя от подобного путем перенесения на меня, монстра. Ну все это потянуло бы на обсуждение личного дела на каком– нибудь, скажем, комсмольском собрании в школе № 575, классе 9-г за, скажем, неумеренное восхваление американских автомобилей относительно, опять-таки, скажем, наших отечественных на заводе имени Лихачева (до того бывшего имени Сталина, что более справедливо).

– Вот ты говорил, что американские автомобили хорошие?

– А разве они плохие?

– А кто тебе это сказал?

– Никто.

– А откуда ты знаешь?

– Я в кино видел.

– И что же в них хорошего?

– Ну, красивые.

– Значит, наши машины тебе не по душе?

– Почему?

– Уж не знаю, почему. Вот тут ребята сидят, скажи им почему тебе наши машины не нравятся.

– Я же не говорил, что наши машины не нравятся.

– Но ты же не говорил, что они тебе нравятся, ты говорил, что тебе нравятся американские машины. А раз они тебе нравятся и ты ничего не говоришь про наши машины, значит, они тебе не нравятся. А если тебе не нравятся наши машины, то что из этого следует?

– Что из этого следует?

– А ты не понимаешь?

– Нет, я не понимаю.

– Значит, ты даже не понимаешь. Вернее, не хочешь понять, потому что это ясно любому. Значить, ты сознательно уходишь от ответа перед нами всеми, твоими товарищами. Хорошо. Кислов, тебе понятно, что это значит?

– Мне кажется, что он не любит все наше, он не любит все советское и любит капитализм.

– Ну, может быть, ты и прав. А знаешь ли ты, любитель западного, каким потом, трудом, унижением и эксплуатацией трудящихся, а порою и малолетних детей, на заводах капиталистов и кровопийцев достигается эта, так называемая красота, столь тебя прельстившая? Знаешь ли, что пока вот ты ты сидишь в светлых просторных классах советской школы, бесплатно дающей тебе образование, заботящейся о твоем здоровье, отдыхе и успеваемости, дети по всему миру капитала с утра до ночи гнут спины в темных и душных подпольных цехах, производя на свет эти вот самые машины, для удовольствия развращенных и безжалостных капиталистов? Знаешь ли ты, что при первой возможности, они под прикрытием этой как бы красоты обрушат на нашу родину всю мощь производимых ими тайно и явно руками тех же задавленных и запуганных рабочих своих орудий, самолётов и крейсеров? А пока, в преддверие прямой агрессии они ведут свою тайную войну против нашей молодежи и мыслящей части советской интеллигенции, соблазняя их этими вот подставными автомобилями и дворцами, в которых никогда не жить честному человеку, только всяким мистерам-капиталистерам. Да знаешь ли ты, что они специально производят эти вот автомобильчики, чтобы потом снять их в кино, показать вот таким доверчивым, как ты, и толкнуть, подтолкнуть, подкупить для преступления против нашей Родины!

– Понимаешь ли ты? несчастный, погубленный, червь копошащийся! пыль носимая! тростник полумыслящий! нехристь! гадина! сволочь недоебания! пидер гнойный! (ну, конечно, последнее, начиная от «несчастный» – все пронеслось уже в моем испорченном воображении, по известной уже вам схеме порока и преступления, пусть в данном случае только и вербально фальсифицирующего).

– Понимаю?

– А учишься ты как?

– Да неважно, – вмешивается сидящая тут же достойная и благородная учительница, классный руководитель. В уголках рта у нее застыли горькие складки по поводу меня, давно уже чуемого ею и подозреваемого, но по доброте души и по школьной неодолеваемой рутине не давшей ей времени и возможности разобраться со мной и вывести на чистую воду.

– Что, двойки да редкие тройки?

– Нет, он хорошист. Да уж, прости господи, какой хорошист – горе одно.

– Понятно. Вот видишь, какая неприглядная картина складывается. А ведь сейчас очень сложное международное положение. Агрессивность наиболее оголтелых империалистических кругов, особенно американского империализма, усилилась как никогда. Они не только снаружи, но вот и внутри наших рядов отыскивают слабые места.