Дмитрий Пригов - Монады

Смешно? Да, это нечто. Это вам не нынешняя расслабленность под музон, травку. Это не ваши тюти-мюти: я тебя люблю на кровати! я тебя взял на рояли! я тебе дала на прилавке! и т. д. Нет! это – страсть к жизни!

Хотя, конечно, и опасно, опасно. Вот и результат вам. Точно уж опасно. Но ведь кто-то должен явить этот путь во всей его чистоте и откровенности, как, скажем, монах являет свой путь, вовсе не взывая: Всяк непременно иди моим путем. Нет, он просто являет возможность своего крайнего пути, как бы определяя, очерчивая одну из границ человеческих проявлений в их экстремальном напряжении. Вот так и я. Это мой подвиг, Вот вы и судите меня за подвиг. Что же, страна не знает своих пророков и героев. Но ведь на то и есть истинное геройство, которое отличается от геройства признаваемого, прославляемого, награждаемого, социально престижного. Истинное геройство – это геройство стояния на месте никем не признаваемом. Только с одним ограничителем – надо осознавать свою единственность в этом призвании и иметь смирение и иметь мужество пребывать в нем, не призывая никого следовать за собой. Быть примером предельности одиночества. Даже не мысля возможности в переведение его во всеобщность.

Ну, и, конечно, путь явления этого геройства сопряжен с некими неприятностями для окружающих. Конечно, хорошо было бы явление этого вообще безо всяких контактов с внешней действительности. Но тогда это и было бы чистым астралом. Нет, чтобы в этом опыте была возможность хоть потенциального развертывания в любой человеческий конкретный опыт, должен быть факт вочеловечивания, факт контакта с человеческим. Ну, в общем все так и было. Все так и есть. Вот, и соответственный, логический вочеловеченный конец. Ну, может, еще и не конец. Не вам быть свидетелями завершения этого высокого и почти метафизического проекта. Вы так – скромные свидетели, возомнившие себя судьями и отрицательными ценителями. Нет, вы просто прах, попутная пыль поднимаемая этим могучим порывом, стремлением, движением.

Ну, бросил я скоренько костыли и по установившейся привычке к ежедневному тренингу стал даже и в футбол поигрывать. И вы знаете – ничего! Совсем даже неплохо. Совсем даже неплохо! На удивление неплохо. Ну, для сравнения если, то вот как сейчас перед вами – кто бы мог предположить, что поставленный в такое положение как бы юридически-социального ущемленного калеки, я смог бы так быстро оклематься и предоставить вам свои претензии. Свои, если можно так выразиться, боковые фланговые прорывы, умелые действия опорного полузащитника и несгибаемое мужество заднего чистильщика. Хотя, в полукалечном моем футболе профессией у меня было вратарство, отлов чужих мячей, коварно и злостно посланных в мои ворота, с целью погубить меня, ну, во всяком случае дискредитировать, и через то погубить мою репутацию, как не могущего отстоять свой маленький, порученный ему, рубеж коллективной ответственности. Т. е. подтвердить свою состоятельность в претензии на некую значимую социальную роль. И я отстоял. Подтвердил. И не в пример многим из здесь присутствующим. Я не называю никого конкретно. Именно та закалка и приобретенный опыт внутренней и соматической настройки соответственно пространственно-интеллегибельного пространственного модуса позволяет мне моментально встраиваться в предлагаемые мне комфортные, либо агрессивно-конфронтационные параметры предлагаемого драматургического действа под названием бытие (так сказать, бытие). Вам меня все равно не переиграть на встречных курсах, как говаривал незабвенный Вадим Синявский. Помните такого? Нет? Вот то-то. Так как же вы хотите одолеть нас, племя колченогих победителей мрачно-небесного Третьего Рейха, которые на одной ноге, с выбитыми зубами, с морщинами, прорытыми голодом и желчью разъедающей жизни до самых костей, на одном пердячем пару разнесли все в клочья, не пожалев ни капельки и в самих себе. А что нам было в себе жалеть. Мы же не какие-нибудь гладенькие были, чтобы жалеть какой-нибудь сладенький свой подкожный жирок или тепленький гной. Нет, мы не пожалели в себе ничего. Мы только и слышали голос Синявского: Внимание, наш микрофон установлен на стадиона Динамо. Сегодня Великие Узкорылые встречаются с Неземными Меднозубыми. Удар! Один лежит в центре поля в крови! Постойте, что-то сизо-липкое появляется из него. Да, да. Это наша великая победа над всеми появляется и облепляет собой все. Ураааа! Наши победили! – так говорил честно про все что честно и незамутненно видел честный и влиятельный Вадим Синявский. А я – я был маленькой бесправной привесочкой ко всему этому. И вот теперь, когда умер Синявский, когда вымерли все объявители и апологеты этой немыслимости, что же – я должен отвечать за них за всех? А в общем-то, конечно, должен. Я и отвечаю, не беря на себя ни малой толики того липкого могущества. Я как нейтрино, проходя сквозь все эти пространства, не смог ни совладать с ними, ни овладеть ими, ни быть до конца ими овладеваемым. Только в той степени, чтобы держать за все это ответ перед вами.