Дмитрий Пригов - Москва

Другое же наше предприятие было направлено исключительно на нас самих в качестве стойких, неодолимых существ. Вернее, должных бы быть такими по проведению серии определенных акций. Все это предполагалось к осуществлению, дабы предупредить врагов в их злобе и коварстве, которые могли бы по случаю временно захватить часть нашей законной неприступной территории. Взяв, условно представляли мы, в неожиданный плен, они тут же стали бы подвешивать нас на дыбы, подвергать пыткам на морозе, как известного генерала Карбышева или ту же Зою Космодемьянскую. Мы же, в упреждение их коварства и жестокости, немедленно начали готовиться заранее. Уединившись, сжавши зубы, напряженно, почти злобно поглядывая друг на друга, мы, сбросив одежды, голые бродили по заснеженным, укрытым задворкам городских окраин, где ютились какие-то деревянные сарайчики, служившие складом всякого домашнего хлама. Их изредка взламывали. Да что там особенного можно обнаружить или своровать? Разве только вот связочку дров для печки или бидон керосина – вещи в ту пору, правда, весьма ценные и ценимые. Гораздо же большее внимание обитателей ближних и дальних окрестностей привлекали бесчисленные голубятни, ютившиеся поверх этих неказистых построек. Хотя к некоторым из них нельзя было отнести понятия «ютились» и «голубятни», так как они скорее напоминали некие продуваемые свежими ветрами южных морей курортные хоромы, по которым прогуливались важные загадочные птицы. Их кормили, выгуливали, вылетывали, выкрадывали, обменивали, покупали, лелеяли, ценили и обожали. Иногда в мстительном порыве им сворачивали головы и окровавленных подбрасывали к порогу бывших владельцев. Но чаще всего требовали за них неимоверный по тем временам выкуп. Я точно не помню суммы, но она приводила в ужас мирных скромных обитателей окрестных домов. Такие деньги никому и присниться не могли. За невинных аристократичных птиц, помню, и убивали. Помню, обнаруживалась пропажа – и поднимался шум. Вася, например, Кочура, основной держатель местной голубиной конюшни, начинал вскрикивать истеричным тоненьким, словно его тошнило, голосом:

– Суки! Суки-бляди! Опять, блядь, на хуй покрали, блядь на хуй! – Он брызгал слюной, подергиваясь всем своим худым, пропитым, прокуренным невротическим телом. Производил он подергивания донельзя напоказ, но в то же самое время природно-естественно, артистично даже. Выползал толстый одноногий Козырь с папиросой во рту и причудливо вырезанной из какого-то темного дерева палкой в огромной волосатой руке. Опираясь на палку, он качал головой, но не удивлялся. Вернее, удивлялся, но рутинно, скучно. Подтягивались другие – Свинья, Толяка, длинный Жердь. И прочие, менее значимые, не обозначенные специальными магическими прозвищами, но только в виде модификаций их обычных имен – Коли, Петьки, Вани, Ахматы, Резики, Шурики, Димляи. Разных возрастов, степени влияния, задействованности, полезности и предназначенности.

– Идем шаболовских пиздить! – говорил Кочура. Всей молчаливой решительной толпой двигались в каком-то направлении. Их темная, мрачная, дышащая, всколыхивающаяся масса покрывала большое пространство нашей и прилегающих к ней улиц. Тогда недалеко от этого места, в маленькой комнатке, тревожно поглядывая в окно через краешек отодвигаемой шторы, моя суетливая тетка спешно поднимала трубку телефона и набирала наш номер.

– Саня, – говорила она в трубку почему-то шепотом своему младшему брату, моему отцу, и можно было представить, как она пугливо озирается на запертую всеми замками и запорами тощую фанерную дверь. – Временно не выходите из дома. Ждите моего звонка. Ты слышишь меня?

– Слышу, а что такое? – привычно удивлялся отец.

– Я вам позвоню, когда будет можно! – она опять оглядывалась.

– Что такое? – уже привычно догадывался отец. – Что-нибудь случилось?

– Да, да, случилось. Случилось. Тут такое! Будь осторожен. Рыба на красные дома пошла! – страстно шептала тетка.

– Ну да, понимаю, – понимал отец и тоже подходил к дверям, проверяя засовы. Мы молча смотрели на него расширенными от ужаса глазами. Мы уже знали, что наши, заселявшие домики и домишки вокруг магазина «Рыба» двинулись пиздить обитателей больших красных кирпичных домов, предполагаемых похитителей голубей и возмутителей спокойствия.

Наши уже на полпути встречали подобных же шаболовских. И начиналось. Ихние подобные же Кочуры, Свиньи, Антонеску, Жерди и Толяки взмахивали руками с зажатыми в них кастетами и просто небольшими, но увесистыми свинцовыми цилиндрамивкладками. Порою в руках оказывались ножи и другие остро режущие и колющие предметы. Сражение длилось часа два. Многие, сбитые с ногстрашными ударами, дважды вставали, но на третий раз уже подняться на могли и бывали медленно, в продолжение следующих двух часов затаптываемы до состояния некой липкой слизи. Потом наши посылали за подкреплением. Шаболовские же вызывали близких им территориально и духовно татищевских. К нам на подмогу подоспевали единомышленники – малоостровские ребята и шпана с Ордынки. Но прибежавшие им на подмогу даниловские сначала восстанавливали равновесие, а затем с помощью свеженьких азартных подбежавших остроумовских начинали перемогать. Затем подоспевали хавские, суремкие. Затем полянские, новокузнецкие, павелецкие, мадово-триумфальные, мадово-кудринские, мивцево-вражские, курские, серпуховские, садово-кольцевые, киселевские и пр. Было жуть что. Буквальная жуть. Рассказывать страшно и не хочется. И не буду.