Дмитрий Пригов - Москва

Позднее в тех же местах катался я с приятелем на лыжах, не предполагая о будущих грандиозных метаморфозах. Приятель мой, лихо помчавшийся вниз по крутому склону, споткнулся и неловко упал. С ужасом следил я, как его голова, одетая в большую меховую драную шапку, не выдержав страшного удара о спрессованный снег склона, отделившись от хрупкого тела, стремительно ускоряясь, покатилась лохматая вниз. Холодея, я не мог вымолвить даже слово о помощи. Да взывать-то, собственно, было не к кому. Места пустынные. В будние дни кто, кроме пары незадачливых школьников, прогуливающих уроки, мог здесь оказаться. Я в смятении нелепо и бессмысленно оглядывался по сторонам. Тут мой приятель, не обращая внимания на утерянную голову и мое смятение, поднявшись, буднично стал карабкаться снова вверх по склону. Внимательнее приглядевшись, я с облегчением обнаружил, что принял за оторвавшуюся голову его огромную лохматую шапку, укатившуюся вниз, которую он, беспечный, решил не подбирать либо подобрать при следующем спуске. Вот такие бывают казусы.

Значится, начали рыть котлован. Поначалу никто не придавал этому какого-то особого значения. Тем более что все происходило в достаточном удалении от центральной московской суеты. То есть, вернее, конечно, значение придали. Даже большое, почтительное, с некоторым оттенком если не мистического ужаса, то настороженного ожидания и некоторого непонимания. То есть поначалу-то подумали, что строят фундамент под еще одно очередное, седьмое по счету, величественное московское высотное здание. Еще более величественное, так как котлован уходил вниз на неимоверную глубину. Гораздо большую, чем сами эти высотные сооружения, ставшие уже достаточно привычными взгляду москвичей, уходившие вверх, в томительную синеву небес, взрезая мощный воздух по всей стремительной вертикали своего вознесения. Они стояли точеными земляными кристаллами, держащими, удерживающими в напряжении вращающуюся и еще к тому же движущуюся в некоем косом направлении планету. Роль их была ясна и легко воспринимаема на взгляд. Абсолютно понятна каждому без всякого последующего словесного объяснения. Слова даже как-то разжижали смысл этого стояния и напряжения. Хотя, отвернувшись или отойдя в сторону, много чего можно рассказать про них, про их смысл и значение. Да многое и было сказано, написано, запечатлено в песнях. Но их созерцание являло собой ни с чем не сравнимый процесс восхождения по неким очищающим, духовно преобразующим ступеням к высотам вовсе уж не изреченного пропадания там в полнейшей бессловесности, беззвучии, безвидности. Так было. Вам многие подтвердят.

Так думали мы. Мы думали подобным образом и ездили туда коллективно. В организованном порядке были возимы на субботники, где копошились мелкими букашечками по многоярусным склонам, в глубине гигантского циркульного кратера. Это безумно вдохновляло. Это было безумно вдохновляюще. Просто безумное вдохновение охватывало при взгляде из неимоверной глубины вверх, на вырезанную пока еще рваными краями плоскую крышку неба. Мы ездили целыми классами, целыми школами с песнями, шутками, лопатами, кирками и мотыгами наперевес. Некоторые несли в руках ломы, молотки с пилами, гвозди, шурупы и шайбы, тачки, носилки, отбойные молотки, бурильные приспособления, телескопы и, неведомо зачем, астролябии. Но, значит, нужно. Значит, неведомые нам цели и задачи сооружения далеко превосходили все наши мечты, фантазии по поводу его великого смысла и предназначения. Однако эти приспособления несли, конечно, не мы, а вполне осмысленные, озабоченные строители-профессионалы. Наш же реальный трудовой вклад был, естественно, весьма относителен. Однако чистая, беспредельная энергия созидающего энтузиазма, излучаемая нами, была необходима в этом деле. Она мыслилась и виделась просто даже ничем не заменяемой. Отсутствие ее оказалось бы невосполнимым, просто катастрофичным. Мы это понимали. Особенно я с моим продвинутым приятелем, соратником по всяческим незаурядным делам и предприятиям. Конечно, предприятиям, не столь грандиозным, как этот котлован, но все-таки. Например, мы взялись вычислить в нашей школе (пока поначалу только в нашей) неуспевающих, плохо учащихся сотоварищей по причине неспособности и тупости, к которым мы относились с легким нескрываемым презрением, как существам жалким, низшим, но могущим быть оставленными в покое, вследствие попечения над ними ничего не ведающей в наших грандиозных планах слепой материприроды. Пусть их. Что с них, бедных, взять! Но мы их принципиально отделяли от других неуспевающих. Неуспевающих осмысленно, сознательно. С целию опорочить, подорвать сами светлые устои Советской власти. Те самые устои, что предполагали и были нацелены на раскрытие всех возможностей свободного, осмысленного человека, впоследствии могущие быть приложенными, направленными на службу самим же себе и через то, естественно, всему человечеству. То есть сознательное, вредительское нерадение этих неуспевающих было направлено во вред и ущерб самому продвинутому, прогрессивному отряду человечества, в рядах которого мы состояли. За счастье и успех которого радели. А эти хоть и являлись, в отличие от первых, по знаку природной одаренности почти равны нам, но как бы с отрицательным знаком, рушащим их в преисподнюю зла и безумия. Естественно, они как могли скрывали свои истинные намерения. Но мы разработали почти безошибочную психостатистическую технологию их выявления. Мы уже вычислили почти всех подобных в наших четырех параллельных классах. Но тут как раз произошло объединение мужских школ с женскими. Все перепуталось. Все пошло прахом. Большая работа пропала втуне, забылась даже нами самими. Вот ведь странно, вспомнил я про нее только сейчас. Странно. Очень странно. Не знаю даже, жив ли, и если жив, то где сейчас обитает мой соратник по глубокомысленным, изощренным научно-идеологическим разработкам. Интересно бы сейчас посмотреть на него, взглянуть в его так меня некогда укорявшие, даже в некотором роде угнетавшие, а порой просто пугавшие, приводившие в панический ужас, почти детские глаза. Интересно посмотреть и результаты возможного завершения, реализации нашего проекта. Хотя, конечно, результаты были бы столь же банальны и непрезентативны в сфере их физической и социальной видимости, как множество подобных же проектов, осуществлявшихся в то же самое время.