Филимон Сергеев - Орангутан и Ваучер (сборник)

Хорошо упакованные рабы роскоши и секса, взявшие от прежней власти все самое мерзкое и пошлое, способны только на захват и уничтожение. Эти подонки не только хотят править миром, но быть еще святыми и бессмертными, как сам Господь. Но Господь противится этому. Он видит, как они духовные храмы превращают в бизнес, а искусство – в развлекаловку или в игру, где побеждает хитрость и расчетливый цинизм или сексуальный эгоизм. В церковь теперь ходят либо убогие, немощные люди, либо отпетые бандиты, которые надеются на прощение.

Если есть Бог, то есть и возмездие, и оно, наверняка, соответствует грехам, правонарушениям.

В наше время храмы пустынны. В это жуткое время люди не верят не только божьим заповедям, но и заповедям родных, близких, матерей, отцов. Церкви посещают одни безумцы да убогие, цепляющиеся за веру, как утопающий за соломинку. Зато в кабаре многолюдно и праздно.

Чем больше банков на Земле, тем больше рабов и голодных людей, и справедливости меньше. Деньги – это альтернатива всему тому, что достойно восхищения и не имеет цены – и не более…

Деньги сделали этих людей кастрированными. С механическими кровожадными мозгами, очень похожими на мозги страшных животных, которые поедают сами себя, а также себе подобных и получают большое удовольствие. Но Россия – пока еще совсем другая страна, и в ней еще много светлых уголков, где люди живут единой семьей и очень чувствуют, когда им дают свободу, а когда превращают в рабов, перевернув сознание и человеческие понятия.

Этим занимаются те, кто хочет похоронить Россию, так называемые перевертыши и завоеватели с европейскими уставами для русских душ.

Деньги разделяют людей, хотя многие думают наоборот, но это самообман, потому что, взяв деньги, люди становятся заложниками их.

Я ненавижу некоторых людей, которых, впрочем, и людьми нельзя назвать.

Это жалкие твари, без неба, света, воздуха, свободы… муляжи, обескровленные деньгами и ничтожными проблемами.

Всегда помни: там, где правят всем деньги, нет никогда жалости, милосердия, совести и законов действующих – тоже нет. Они – только фантазия чиновников.

Гений (в настоящее время) может быть кем угодно, и в условиях нашего рынка гений и злодейство даже очень хорошо совместимы. Когда есть спрос, то совесть, стыд, жалость, справедливость и прочие атавизмы только вредят.

Противны же люди, которые стригут купоны русской совести и доброты и наезжают на русских Ванек и Манек, по полной программе пользуясь их бескорыстностью, безропотностью, талантом творить жизнь, несмотря ни на что: голод, холод, кровавую интригу властолюбцев, сменяющих одну систему на другую, оставляя трудолюбивых искренних людей в рабстве и унижении…

Есть мир отзывчивых, добрых людей, не знающих, что такое ложь, зависть, насилие…

От водки лихо только алкоголикам, а русскому работнику с кувалдой или топором правда нужна… А где правда, там и сила и мудрость. У лжи мудрости нет, оттого и непобедим наш мужик, что правда за него… Хотя и водка или вино – предмет первой необходимости.

Политик… Очень драчливый конь, но не орловской породы. А жаль! Ему бы «калашник» в руки да «тополь» в офис. Тогда бы – держись Россия, орлы – вперед, а рябчики и тетерки в кусты прячьтесь! Пусть зернышки да орешки на голодный год припасают, а мы за власть держаться будем.

Бедный, доведенный до отчаянья русский народ! У него все отняли.

Даже православную веру обратили в предпринимательскую блажь, где люди в рясах от бескорыстной веры ждут большого навара.

Вот еще землю продадут, и переродится русский человек.

Духовная сторона нашего христианства стала совсем бездуховной и даже безнравственной. Отсюда и раскол, и дикое противостояние между богатыми и бедными. Каждому дураку понятно, что рука любого человека тянется к деньгам или богатству. Это указывает на человеческое слабоумие.

У коммерческого дьявола нет будущего…

Люди в больших городах посещают театры, музеи, библиотеки, а в Северной России (в деревнях) – кладбище и часовни.

Время, как ветер, по земле летит и непутевых да замороженных на погосте подкарауливает, а потом уносит в самый дальний угол кладбища.