Филимон Сергеев - Орангутан и Ваучер (сборник)

В отличие от Ивана Ивановича Леонид Иванович уже давно занимался коммерческой деятельностью и преуспел. На территории своей губернии его окрестили «нехалявщиком » , большим «гомоспециалистом». Второе ему подходило очень.

Он не пил и не курил, но запретный плод любил. Ни девочек не чурался, ни мальчиков.

Леня уже знал, что такое лавры славы и богатства, и предложение отечественной кинозвезды Раисы Мартыновны Ваучер воспринял как подарок судьбы.

В церковь он прикатил на том же кроваво-черном жеребце, набитом уже не «сникерсами», а искусственными цветами.

– Раечка! – сразу завопил он, размахивая большим букетом. – Ваше предложение сделало меня шестнадцатилетним. Я вас до смерти зацелую!

– А как у вас со здоровьем, дорогой мой? – не замедлила поинтересоваться циркачка. – На воспалительные процессы не жалуетесь?

– Что за вопрос, Раиса Мартыновна?! Я вас буду на руках носить, сколько вы этого пожелаете.

– Посмотрим, посмотрим. Брачный союз – это не реклама в АО. А как аппетит у вас?

– О чем речь, Раечка?! О такой женщине я мечтал очень давно, задолго до перестройки.

– Вы серьезно?

– Кроме шуток…

– Надеюсь, вы не в бронежилете?

– Боже упаси!

– Тогда подойдите ко мне.

Не успел Леня Сизарев сделать и трех шагов, как получил от циркачки сильный удар в солнечное сплетение.

Он рухнул на пол прихода и с трудом отдышался. Сотрудники Лени переглянулись, а Раиса Мартыновна спокойно сказала:

– Поднимите его. Мне хотелось проверить его возможности.

Рольмопсов бросился за кинокамерой, но циркачка остановила:

– Трубу для иридодиагностики и карту сексуальных отношений.

Рольмопсов усадил Сизарева на лавку и пошел за прибором. Сначала Леня сопротивлялся, но потом взял себя в руки и внимательно стал следить за каждым движением циркачки.

– Я сразу вижу, дорогой мой, что вы – разновидность белладонны, – с улыбкой сказала Раиса Мартыновнв. – Легковозбудимый и сладострастный. Это мне подходит. Тимурчик, подай, пожалуйста, насадки для трех видов диагностики.

Святой отец перекрестился.

Циркачка все пристальнее вглядывалась в темные глаза Лени.

– Иван Иванович, прошу вас, посмотрите сюда… Иван подошел к аппарату и глянул в трубку.

– Вы видите темные четырехугольники с черными пятнами внутри? Если глаза представить в виде циферблата, примерно на полшестого.

– Вижу.

– Это говорит о том, что у вашего брата тяга к однополой любви.

– Глупости! – заспорил «челночник». – Просто я, как и многие, люблю острые ощущения.

– Дорогие мои, – вмешался святой отец, – хватит тянуть резину. Будете венчаться или нет?

– Конечно, будем! – почти вскрикнул Леня. – Я привез в церковь лучших друзей!

– Нет, дорогой мой, венчаться с тобой я не хочу, – вдруг строго сказала циркачка и задумалась.

– Мадам, тогда платите неустойку.

– За что?

– За то, что я потратился на самого дорогого фотокорреспондента, на пять телохранителей. Вот они все перед вами.

– Дорогие мои. Вам предстоит передохнуть, пока идет венчальная процедура. – Раиса Мартыновна почти машинально вытащила из сумочки золотой шар и бросила его в сторону Лени Сизарева и его охраны.

– Начнем ритуал, господа, – после легкого взрыва строго сказала Раиса. – А эти пусть пока проветрятся при храме.

Но не успел батюшка начать проповедь, как деревянный иконостас покачнулся, и громоздкие иконы стали медленно сползать со стены.

– Глядите, глядите! – опять закричал Иван Иванович. – У Николая Угодника глаза точь-в-точь как у Артура Борисовича.

И на этот раз все присутствующие заметили сходство. Но они удивились еще больше, когда самая большая икона отделилась от иконостаса и полетела не вниз, а по диагонали, рассекая в кровь голову Лени Си-зарева.

– Батюшка, продолжайте проповедь, – строго приказала Раиса. – Видимо, сам Господь решил расправиться с этими господами.

– Ну, это только начало, – неожиданно поддержал циркачку Павел Дмитриевич. – Если рухнул когда-то храм Христа Спасителя, то уж наш сарай непременно развалится, потому что во главе его не иконы православные, а коммерческие бесы.

– Иван Иванович, – забеспокоилась Раиса Мартыновна, – не отходите от меня, дайте мне вашу руку. Вот так.

Иван не двигался. Губы и руки его холодели. Он со слезами смотрел на поверженного брата.

– Крепись, земляк, – утешал его Павел Дмитриевич. – На все есть Божья воля, а иной раз и Божья кара!