Владимир Алейников - Звучащий свет

Не вместить в похоронном челне
Всё роскошество их очертаний —
Надышаться бы ими вполне,
А потом не искать испытаний.

Но трагичней, чем призрачный вес
Облаков, не затмивших сознанья,
Эта мнимая бедность небес,
Поразивших красой мирозданья.

Ближе к вечеру воздух тонок,
Облака разбрелись – куда? —
И заплачет во сне ребёнок,
И в саду прожурчит вода.

Вот и ждёт глубина в кристаллах:
Припади – и увидишь сам
Даль, прозрачнее стёкол талых, —
Ну так что ты услышал там?

Чей-то голос, давно тоскуя,
В лабиринтах среди зеркал
Прозвучал, чтоб, уже рискуя,
Хоть на ощупь его искал.

Не удержит сосуд скудельный
И уронит ладонь в траву
То, что звук сохранит отдельный, —
Не напрасно его зову.

Звук единый, сей ключ гармоний,
Сей хрустальный клочок луча,
Из каких извлечёшь агоний,
Чтоб зажглась для живых свеча?

Вот сверчок, истомлённый страстью,
Точит в сердце астральный нож —
И стоишь, наделённый властью,
Где луна поднялась, – и всё ж…

Я розу ночную срывать не хочу —
Мне взор её сердце тревожит, —
Ей запах не к спеху и плач по плечу,
Хоть где-нибудь голову сложит.

Но я не припомню в шипах похвальбы —
Так было и будет, пожалуй, —
Нет в поздних цветах проявленья мольбы —
Есть привкус надежды немалой.

Приемлю я их не за то, что спасут, —
За то, что печали не множат, —
Когда-нибудь с ними меня понесут,
Пусть век был вполне и не прожит.

В объятья когда-нибудь их соберу,
В ковчег их возьму небывалый —
И сбудется это, как зов поутру,
Где отсвет колеблется алый.

Пусть в дрожи огни – я брожу меж огней
И знаю уже безвозвратней:
Чем слово древнее, тем песня сильней,
Тем звёзды её незакатней.

Одну её слушай – протяжнее нет, —
Не прячь от неё откровенья,
Покуда влечёт нескончаемый свет
Из недр забытья – не забвенья.

Лишь глоток – лишь воздуха глоток,
Да от ласки влажный локоток,
Да пора – царица полумира
Под звездой в надменной высоте
Тянет руки в бедной наготе
К двойнику античного кумира.

На лице – смирения печать,
Чтоб судьбу смелей обозначать, —
Подобрать бы камни к фероньеркам! —
С виноградом вместе зреет гром,
Чтобы дождь, поставленный ребром,
Удивил павлиньим фейерверком.

На ресницах – мраморная пыль,
Колосится высохший ковыль,
Да венком сплетается полынным
Эта степь, истекшая не зря
Горьковатым соком сентября,
С шепотком акаций по долинам.

Не найти заветного кольца,
Не поймать залётного птенца —
Улетит с другими он далёко, —
В розоватой раковине дня
Слышен гул подземного огня,
Ропот слеп, как гипсовое око.

Станут нити в иглы продевать,
Чтоб лоскутья времени сшивать,
Изумлять виденьем карнавала,
Где от масок тесно и пестро
И пристрастья лезвие остро,
А участья как и не бывало.

Полно вам печалиться о ней,
Круговой невнятице теней, —
Не объять причины увяданья —
И в тиши, растущей за стеной,
Дорогою куплено ценой
Отрешенье – символ оправданья.

Бледнеют в доме зеркала
И открываются провалы,
Куда луна бы завела, —
Ты скажешь: чаша миновала!

Как фосфор в пепельном окне,
Струится свет привадой сладкой, —
Ты скажешь: в дальней стороне
Охапку писем жгут украдкой.

Заворожённые часы
Бегут над бездною рысцою —
И слух ложится на весы
Цветочной сахарной пыльцою.

Сквозь сон мерещится родник,
Стволов поящий изобилье, —
И мрачен мраморный ночник —
Сова, расправившая крылья.

И тополь не вполне здоров,
Хоть это кажется причудой,
И двор заставлен до краёв
Луны фарфоровой посудой.

Горшечник встал из-под земли —
И, притяжением разбужен,
Осознаёт, что там, вдали,
Он тоже вымышлен и нужен.

Вращайся всласть, гончарный круг,
Рождай тела созданий полых,
Пока добраться недосуг
Туда, где вербы дремлют в сёлах,

Туда, где слишком нелегко
Сдержать стенания сомнамбул
О мире, ждущем высоко, —
О том, где ты едва ли сам был.