Владимир Алейников - Звучащий свет

Отважусь ли, как некогда желал,
Затронуть струны, с памятью не споря,
В стенах мирских, под гнётом звёздных жал,
Чтоб ты меня охватывало, море?

Чтоб ты меня окутывал, туман,
Клубящийся, как лебедь, пред рассветом,
Истаивая странностью времян,
Не думающих попросту об этом.

Что вижу там? – гаданье по огню?
Какую-то фигурку восковую? —
Ах, полно! – никого я не виню,
Завесу поднимая вековую.

Спадает ли обиды пелена
С очей моих, томимых ожиданьем, —
Тобою, море, даль напоена,
Страстям людским ты служишь оправданьем.

Нет соли, что была б твоей горчей,
И силы нет прозрачней и радушней,
И вновь не подобрать к тебе ключей
В глуши уединения послушной.

Попробуй-ка пространство отворить —
Кому оно покажется с овчинку? —
Лишь имя успеваешь повторить,
Смутясь, разбить протяжной влаги кринку.

И в раковине ясен мне порой
Укор неоспоримый кругозора,
Чтоб это оказалось не игрой,
Доступною для слуха и для взора.

Я вновь косноязычничаю – что ж!
На то и есть наитье и случайность,
Поэтому, наверное, и вхож
Туда, где изумит необычайность,

Чтоб, стольких бурь порывы укротив,
Душа желала света золотого, —
И уплывают греки, захватив
Огонь священный с алтаря родного.

К дождю или к снегу? – плывут облака,
Окажутся тучами скоро, —
Их поедом ест негодяйка-тоска,
Вторгаясь в ненастную пору.

Не тронь эту область – она не твоя,
Ей зелья твои не опасны,
Пусть в поле плутает ползком колея —
Её не смущают соблазны.

Ты где? – откликайся, хозяйка степей! —
Стенанья твои домовиты —
Румяный шиповник и смуглый репей
Подземными соками сыты.

Не только у страха глаза велики —
Стекло поутру запотело, —
И скифские идолы прячут зрачки
Под камнем тяжёлого тела.

Но чур меня, чур! – я не вправе сказать,
Кого разглядел я невольно
Вон там, где слова узелками связать
Нельзя – до того это больно.

Мне только бы губы раскрыть на ветру,
Туда посмотреть без отрады,
Куда, словно дань, мы приносим костру
Опавшие листьями взгляды.

Лишь затем, чтоб под ветром встать,
Сохраняют деревья силы —
И доспехи роняет рать,
Под корой напрягая жилы.

Желваками бугры вокруг
Перекатываются редко —
Разве кто-то окликнет вдруг,
Под подошвами хрустнет ветка.

Кто земных не носил вериг,
Тот ни вздоха не знал, ни взмаха, —
И закопан по горло крик,
Чтоб не выдал прохожим страха.

Отродясь не увидит тот,
Кто ночного не ведал хлада,
Как из сотов густых растёт
Ощущенье пустого сада.

Под горою приют найди
У реки или чуть поближе —
Если сердце живёт в груди,
Я глаза твои сам увижу.

Хоть слова различи во мгле —
Неужели не понял сразу
Полусонных огней в селе
Фризом вытянутую фразу?

Разгадать бы в который раз
Этой трепетной стон округи! —
Вроде ты и фонарь припас —
Может, вспомнишь ещё о друге?

Ну вот и вечер – сизый дым
Роднит костры по всей округе
С каким-то светлым и пустым
Пробелом, брезжущим на юге.

Собаки лают – знать, прошёл
По этим улицам пустынным
Дурманный запах вязких смол,
Наполнен смыслом половинным,

Недобрым привкусом смутил,
Не удержался от намёка —
И небо мглою охватил,
Запеленав его с востока.

И кто мне скажет – почему
Оно так хочет обогреться —
Как будто холодно ему,
Да никуда ему не деться?

Как будто тянется к нему
Земля с закрытыми глазами
И мнит: неужто обниму? —
И заливается слезами.

Набухли глазницы у каменных баб —
Не плачут, но будут и слёзы, —
Открыты их лица, хоть голос и слаб,
А в сердце – сплошные занозы.

Ах, женская доля! – опять ни вестей,
Ни слухов о тех, что пропали, —
Никак не спастись от незваных страстей,
Поэтому камнем и стали.

О том говорю, что не выразишь вдруг
Ни тайны – ведь нет ей предела, —
Ни силы забвенья – ему недосуг
Тревожить усталое тело.