Так ночью одинокая луна.
Бессонниц повелительница странных,
Сквозь запах, поднимаемый со дна
Эфира, где разлита тишина,
И выплеснутый в чаши у окна,
Как пленница, скорбит об океанах.
Напутствуют скитальцев Близнецы,
К обители стремятся богомольцы,
Смиреннее сплетаются венцы, —
И зеркало, устав от хрипотцы,
Расскажет, где томятся бубенцы
И прячутся серебряные кольца.
2 июня 1980
Есть состояние души,
Непостижимое для многих, —
Оно рождается в глуши
Без лишних слов и правил строгих.
Оно настигнет наобум,
Неуловимо-затяжное, —
И там, где явственнее шум,
В листве встречается со мною.
Переливаясь через край,
Оно весь мир заполонило —
И в одиночестве решай:
Что сердцу бьющемуся мило?
Покуда дождь неумолим
И жребий брошен, как ни странно,
Бессонный мозг заполнен им,
Как храм – звучанием органа.
Давно разбухшая земля
Уходит в сторону прибоя,
Как будто смотрят с корабля
На брег, прославленный тобою.
Среди немыслимых запруд
Есть что-то, нужное влюблённым,
Как будто лебеди живут
За этим садом затенённым.
И, словно в чём-то виноват,
Струится, веку в назиданье,
Слепой акаций аромат,
Как предвкушение свиданья.
Велик страдальческий искус —
Его почти не замечают —
И запах пробуют на вкус,
И вкус по цвету различают.
И в небесах без тесноты
Непоправимо и тревожно
Пустые тянутся мосты
Туда, где свидимся, возможно.
И, как собою ни владей,
В летах увидишь отдаленье,
Где счастье прячут от людей,
Но прочат нам его в даренье.
2–3 июня 1980
Есть имя у неистовости дней —
Зовут её июньскою порою, —
И тянемся, отверженные, к ней,
И там, где восприятие полней,
В язык вникаем пламенного строя.
Распластанная плещется листва —
Она ещё так мало бушевала, —
И по ветру летящие слова,
Не понятые близкими сперва,
На улицах кружатся как попало.
Толпятся у порога беготни
Акации, белками нависая
Над берегом, где руку протяни —
И что-то невозможное верни, —
И сразу же поддержит, не бросая.
Цветению словутому – хвала!
Томлению воздушному – осанна!
И лишь полураскрытые крыла
Подскажут, что любовь твоя была
Подобием звучащего органа.
Для карих бы раздаривать очей
И город сей, и вечер тонкобровый,
Где столько зажигается свечей,
Что струйки сквозняковые речей
Камедью въявь сгущаются вишнёвой.
Венцом терновым нас не удивить —
Несём его по очереди, зная,
Что каждого из грешных, может быть,
В разлуке ни за что не позабыть,
Когда-нибудь с надеждой вспоминая.
4 июня 1980
Увы, роднее наших дней – не будет,
Они уйдут, овеяны тоской, —
И память грешная хрустальный шар раскрутит —
Предгрозья час, нависший над рекой.
Не возражай! – истерзан иль наивен,
Минуя прошлое, пойду я напрямик
Туда, где дол, предчувствующий ливень,
Был в ожиданье так разноязык.
Лазурным роздыхом иль трепетом стрекозьим
Пусть будет каждый миг заворожён, —
Пускай сады, застигнуты предгрозьем,
Воспримут мглу, похожую на стон.
А гром ворчит, ворочая раскаты,
Свинцовые, с налётом серебра,
И ртутные, текучие палаты
Выстраивает в мире для добра.
Никто вокруг не ведает, когда же
Начнётся ливень, – вот оно, «чуть-чуть»! —
И тяжесть неба, в скорби о пропаже,
Ничтожной капле точный чертит путь —
Упала, вздрогнула, в пыли, дыша, забилась,
Почти изгнанница, отшельница почти, —
И ничего уже не позабылось,
И рубежа ещё не перейти.
23 июня 1981
Глубинный запах от земли,
Столбы седые испарений,
Холмы лиловые вдали,
Куда избранники брели
Из мглы каштанов и сиреней.
Кому бы нынче рассказать,
Что дождь всю ночь гулял по саду?
Какой бы узел развязать,
Какие свитки в руки взять,
Чтоб осознать его прохладу?
Жара не в силах наверстать
Того, что прежде упустила, —
И вот, изгнаннице под стать,
Рыдать не может перестать —
Она обиды не простила.
Кукушка голос подаёт,
Играет иволга на флейте,
И день взволнованный встаёт —
В нём каждый дышащий поёт —
О неумехах пожалейте.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу