Григорий Карянов - Золотые колосья

Здесь за городом Старая Русса,
Дом-музей и деревни быт,
Ты для поэта родная -как муза,
Город светлый в душе не забыт.

Под вечер в кабаке затеяв драку,
Съязвить о храбрости в хмельном порыве,
Да проявить по глупости отвагу,
Бросать слова и оскорбления пустые.

На улице, на влажной и густой траве,
С друзьями на смех все поднять бараки,
Что мирно спали в том глухом дворе,
Где нас не поняли дворовые собаки.

Друзья мои, когда настанет старость,
И молодость воспоминанием станет навсегда,
Я те моменты пережить готов за радость,
Храни вас Бог, храните вы себя…
Да с ума голова не сходи,
От молодецкого веселого свиста,
Не бейся так сильно в груди.

Опадет лист золото-берёзовый,
Я рубаху надену, да пойду помогать,
И в полях, где закат встречу розовый,
Буду хлеб для страны собирать!

Так ликуй же дух ты русский,
Молодецкий раздайся свист,
Рюмку выпью я без закуски,
Я поэт, а не артист…

Не печальтесь, все сделано правильно,
Я ответ понесу, ты держись,
И поступкам, где доверие утрачено,
Дам вторую и новую жизнь.

Не попишешь ничего с переменами,
В том краю где родился и рос,
От того и кажутся скверными,
Все слова, что говорили всерьез.

Не я ли, по миру славивший,
Нашу Русь красоту и уют,
Пестрым словом ее награждающий,
Не нашел в ней сегодня приют.

И смотрится теперь сиротою,
Да только Вам не видать ее боль,
Это я с ней повенчан душою,
Вижу рану на ней и соль.
Ты не бейся так сердце неистово

Плесните мне в душу печали,
Она свободна, не то что стакан,
Она готова, чиста как в начале,
Пока еще не был я пьян.

Плесните мне долю надежды,
Ту что растерял до конца,
Продолжаю после смерти любить.
Увидев во мне лишь юнца.

Долей мне все что осталось,
И горе разлуки, и горечь потерь,
Долей, чтоб во мне не осталось,
Места для водки теперь.

Медовым рассветом меня встретит день,
И горизонт засияет огнем,
Озарив родные дома деревень,
Те, что мокли вчера под дождем.

Я люблю наблюдать за рекою,
Что несется куда-то вдаль,
И издали хочу потрогать рукою,
Чтоб как раньше унесла печаль,

Мой край – заборы и стога,
Детей крикливых лики золотые,
Мы дома здесь, хоть не всегда,
Но коль вернемся, значит не забыли.

Эх, расступись – я иду!
И давно здесь меня вы ждали?
Да, встречались мы в том году,
Да я верю, что очень скучали.

Эх, расступись – я иду!
Запевая песни дворовые,
Да в которых задор несу,
Что бы вы не были столь суровые.

Эх, расступись – я иду!
Я тысячу историй вам поведаю,
А тем кто опоздал, я повторю,
Ведь я народу всего себя дарю.

Эх, расступись – я иду!
Такое признание мне слишком,
Ведь для вас же я балагур,
Ведь для вас я все тот же мальчишка.

Эх, расступись – я иду!
Наберусь смелости, да в пляс,
А затем и Вас приглашу,
Вы поверите, что я здесь ради Вас?

А Вы его знали, до кончиков мыслей,
До дрожи в руках, или нет?
Его жизнь не похожа на тысячи жизней,
Казалось будто он несет свет.

А вы его знали за маской улыбки,
За холодом взгляда порой?
Когда мир постичь он оставил попытки,
Ничего не имея расплатился собой.

А Вы его знали серьезным и тихим,
В зале читальном, за стопкою книг,
Или под вечер, серым, безликим,
Со взглядом – который поник?

Прошу уходите не вернуть ничего,
Здесь его имя стало запретом,
Вы не знали его! Вы не знали его…
Вы не знали его – он был поэтом.

Перечитывать снова и снова,
Его стихи, его веру и грусть,
И жизнь, что была так сурова,
Я выучу наизусть.

Зачитаюсь его сознанием,
И стихами до откровения,
С благодарностью и пониманием,
Приму его сумасшествие.

Приму осень опавшими листьями,
И просветами неба серого,
И словно Вашими мыслями,
Я себя открываю нового.