Татьяна Алфёрова - Территория Евы

под мостиком предполагая Лету.

Через весну ты забывала тело,

но действо продолжалось шатко-валко:

спектакль все шел, хоть ты и не хотела,

кончалась вечность, словно зажигалка.

Ты за кулисами подслушивала в Праге,

неясный шепот посчитав за правду,

предполагая, что безмерно рада,

но радость отдавала вкусом браги.

И падала чугунная решетка,

и без врагов своих так было жутко,

что хуже этой невеселой шутки

лишь массовая пьяная чечетка.

И города меняя, как перчатки,

не смыть вовек следов водички невской,

добьешься лишь того, что выпить не с кем

и в слове «друг» находишь опечатки.

Я здесь. Не еду в Рим, Чикаго, Дели.

Я признаю бессмысленность потуги

сберечь любовь, укрыться от подруги.

Я здесь. Спектакль идет на самом деле.

Просыпаешься с рыбкой на языке,

и она начинает молчать за тебя, неметь,

отучая словами в строке звенеть,

обучая неведомой аз-бу-ке,

пусть ты знать не хочешь зловещих букв

и еще споешь – ты думаешь про себя…

Ты случайно вчера отключила звук,

но, как ангелы, гласные вострубят,

и взорвутся согласные им в ответ,

и такое веселье пойдет и звон,

что не нужен станет тебе и свет,

если звук обнимает со всех сторон.

Но играет рыбка, немая тварь.

Понимаешь, что звуки твои – не те.

Ты легко читаешь немой букварь,

полюбив молчание в темноте.

Нас застала гроза под стеною кремля.

Небо выло, вздувалось, темнело,

горизонт изгибая и вовсе кругля

так, что берег взлетал неумело.

В этих древних стенах дует вечный сквозняк,

он хватал под кольчугой варяга.

Ну а нас, сквозь футболки, так просто пустяк!

Вот вам первый урок, вот присяга!

Ух, как страшно стихию лицом так к лицу.

Только небо, да ветер, да камни.

А в промокшей суконной поддевке стрельцу,

не прикрытому даже веками?

Без зонта, без портпледа, без – Боже ты мой! —

без подспорья цивилизаций

ворочаться к некрепкому пиву домой —

аж упаришься, чтоб нализаться!

У женщин-то что? Ну какие у женщин заботы?

У них голова так нарядами плотно забита,

что мысль не скользнет; как собака за частым забором

полает, поскачет, да в будку – такая защита.

А чем они заняты? Ладно, стирать и готовить,

детей, там, воспитывать – в общем-то, плевое дело.

А вы их спросите – давно ли читала Платона?

По части проблем мироздания тоже пробелы.

Им жизнь никогда не понять так, как надо мужчинам.

Ну что эти шубы, купила бы мужу жилетку.

Могла бы – пока ферментирует по магазинам —

подумать, допустим, о роли дороги железной.

И мы, безусловно, порыв бы ее поддержали,

мы вечером вместе бы с ней на диване лежали.

Осталось придумать (о, бремя решенья!) лишь малость:

кто б ужин готовил, пока бы она развивалась.

Две мартышки возятся у очага.

Фауст и Мефистофель подслушивают у дверей.

1-Я МАРТЫШКА

Мартышка, мы состаримся в девицах!

Сосет меня жестокая хандра.

2-Я МАРТЫШКА

Грей лапы, лучше тощая синица,

Чем грезить каплунами до утра.

1-Я МАРТЫШКА

К пяти годам чего с тобой достигли?

Где спонсоры, друзья и прочий сброд?

2-Я МАРТЫШКА

Помешивай, мартышка, лучше в тигле.

1-Я МАРТЫШКА

Где?

2-Я МАРТЫШКА

В этой банке из-под шпрот!

1-Я МАРТЫШКА

Нам не придет никто с тобой на помощь,

А как просить – так в очередь встают.

2-Я МАРТЫШКА

Ты, брат мартышка, слишком много помнишь,

А я вот долго думать устаю.

ФАУСТ

Какую чушь городят эти звери!

МЕФИСТОФЕЛЬ

Да в общем ту же, что любой поэт,

Но лаконичнее. Не стой, мой друг, у двери.

ФАУСТ

Вот если бы мне скинуть тридцать лет…

Не верю, что колдунья мне поможет

От импотенции, запора, дряблой кожи.

МЕФИСТОФЕЛЬ

Веспасиан учил: запоры не беда,

Обходится дороже диарея.

1-Я МАРТЫШКА

Пожалуйте на кухню, господа!

2-Я МАРТЫШКА

Хоть по рублю пожалуйте!

ФАУСТ

Зверею

От попрошаек.

МЕФИСТОФЕЛЬ

Впрочем, средство есть

Помолодеть без ведьмина напитка.

Езжай в деревню месяцев на шесть,

Где ни одна не шастает лолитка,

Забудь о сигаретах и вине,