Мария Степанова - Лирика, голос

Суббота и воскресенье горят, как звезды.
Шипит и пенится бузина.
У железнодорожного переезда
Общественная стена.
За нею плит сырые во мгле холсты
И лунная вишенка
И мелко-мелко ставимые кресты
Теснее, чем вышивка.
Сюда собакам желтым легко трусить,
Старухам чесать песок,
Огромным женщинам биться и голосить
И в камень втирать висок.
Но это дни, одинаковые, как пни,
Как пара моих колен:
Одно глазеет на солнце, второе лежит в тени,
И то, и другое – тлен.
Но это ночи, когда посреди оград
Рятует народ крапив
И ласковый май заходит в свой вертоград,
Слезой его окропив.
А между ночью и днем, рукой и рукой
Тысячесвечный, нечеловечный, вечный
Покой.

Паникадило
Растет, как древо – корнями в купол.

По-над руками,
По-над платками, воротниками.

По-над плечами,
И храм стоит, как пирог огромный,
Вовнутрь свечами.

Народ теснится,
И за спиною
– До Херувимской, за Херувимской —

Людская масса
Воды и духа, души и мяса
Стоит стеною, морской волною,
А я в толпе со стыда сгораю,
Зане лицо у меня свиное,
И это знаю.

Но сердце тоже подходит к Чаше
И возвращается – вряд ли краше,
Но именины
Неотменимы.

Жизнь жительствует,
Портной шительствует.

Зелень-зелень, моя птица,
Хорошо ль тебе шумится,
Тополь, движимая медь,
Высоко ль тебе лететь?

Чадо вывозим, скарб собираем, лето на даче проведем…
Мы объявлений не читаем, мы ничего не ждем.
«Сдам славянам».
«Только приличным».
«Не больше трех человек».
Нужен ужин, вечер нужен, нужен ночлег.

«Толпе не беспокоиться».
Как оно устроится?
На кров и кровать
Нельзя уповать.

Вот мы, толпа во три человека,
Ложнославянск и малоприлич,
В долине меда и млека,
Где красный растет кирпич.

Растет и зреет в землице жирной,
Цветет шлагбаум, поет дежурный
И под лужеными небесами
Заборы светятся чудесами —

А там, над травой летая,
Где яблонная пыльца,
Собачка, как запятая,
Прокидывается с крыльца!

А выходишь во двор, как в стакане с простой водой,
Помолчать к ларьку с пацанами,
Попрочистить горло вином и чужой бедой
Под родительскими стенами.
Да и в офисе, в опенспейсе,
Хошь ты пей ее, хоть залейся.

Как посыплют клерки к выходам ровно в семь,
Галстук скошен на тридцать градусов.
Как стоят курить, и тополь кивает всем,
От директора до автобусов.
Как стекло, столы и столы и опять стекло,
Как свело от скулы до скулы и опять свело,
А кофейна машина доится
И гудит-гудит, беспокоится.

Что-то стала я благонамеренная
Каша манная, ложкой отмеренная,
А на дне, как во львином рву,
Я себя на платочки рву.
Белые платочки, помойные цветочки
У киоска «Куры гриль», где дошла до точки.

Памятник-помятник, сколько тебе ден?
Только что построен, только возведен.

Под ногою нежное, под другою нужное,
Сто четыре станции в глубину земли —
Брестская-Литовская, Трудовая-Южная,
А одну-последнюю только возвели.

Там в футбол играют, скрипочки пилят,
Радоваться, радоваться
Всякому велят.

Золотые идолы
Разные на вид —
Один евровиден,
Другой зверовит.

Стены зеленыя, в них тархун-вода,
Очень популярная в старые года —
Караси гуляют, блещут газыри,
Разовые дамочки пускают пузыри.

Лаковая плазма
Светит до оргазма —
Ночи напролет
Вести выдает.

Новости культурные, кулинарные, физкультурные,
Красные, голубые.
Выбирай любые.

Пишет, как дышит.
Ходит, словно ест.
Началась охота к перемене мест.
Из любой коленки, словно из березы,
Из беленой стенки, за которой речь,
Прыснут при нажатии маленькие слезы,
Знающие прыгать более, чем течь.

Ртутные, минутные, с быстрым серебром,
Зреющие жемчугом под левыим ребром.

Кожаные сумки пучат животы,
Разминают внутренности, разевают рты.
Я ли им собственник, я ли им не родственник —
Кожаный, некаменный, дышащий мешок,
Где едва ли голоса больше, чем кишок.