Мария Степанова - Лирика, голос

И-го-голос пророс
Покатать глагольное.
Меж коммерческих роз —
Вёдро колокольное.

Кончилась засуха,
Наступила Пасха,
Позвонками пробегают
Ласка и опаска.

Мало сна,
Но весна красна,
Что ни зуб у черемухи – белый клык,
И открыты воздушные ложесна,
Мутно-нежные, как балык.

В тридцать лет
Мало мне было лет.

В тридцать три
Было дите внутри.

В тридцать пять
Время пошло опять.

В тридцать шесть
Время себя доесть,
Вычерпать свою голову
Ложкой столовска олова,

Чтобы в нее налили нового пива
И доливали снова после отстоя,
Чтобы она, словно та олива,
Не зимовала сизою и пустою,

Чтобы в зрачке, как солнечный свет в ботинке,
Самостояли хоть софринские картинки,
Много-цветные,
Не то, что иные.

Банный день стеклу и шинам.
Юбки флагами с балконов.
Летний воздух с тихим шипом
Выпускают из баллонов,

Он линяет, все меняет,
Он проемы заполняет,
Человекоочертанья в нем, как шарики, висят —
Зоны мертвого живого
Года с семьдесят второго,
Года с пятьдесят восьмого
Ни фига не отражают, а висят-не-голосят
Наподобие холодных магазинных поросят.

Эфтим супом я, бывало,
Наедалась до отвала,
В нем и плавала, и плакала-солила, и спала.
Плошка – новою была.

А когда в такой пробел заедешь локтем,
Попритронется к тебе прохладным когтем
Эта общая священная могила,
Лета всехнего бесхозное ложе,
Вороватая поддатая малина,
Социальная бесплатная одежа.

Топлая младость,
Пузырями радость,
С прадедами-дедами равная скамья —
Лета, любовь моя.

Голова – ноги – голова – руки – голова
Что-то, кувыркаясь, выгова,
Требует старинные права,
Они – многи.

– Как слечу, птицей полечу
Над просторами, свиставшими в груди,
Покупать в любом ларьке по калачу,
Только, тело, ты ладони отведи.

Соскочу, волей покачу,
Косогорами оттаптывая бок,
Огненной пустыни по плечу,
Ледяной долины на лобок.

Я ли, скажи, не колобок?
Бог по сусекам заметал,
Ставил дойти на холодок,
Клал отогреться на металл.

Я – от прабабушки исшел,
Я – от прадедушки исшел,
Я из родительского теста
Взял, что годится, и пошел.

Все расточил,
Лег-опочил,
А просыпаюсь —
Весь осыпаюсь.

Мне пора, я домой
Со страны далече,
Если, тело, ты слегка поослабишь плечи.

Тело же в ответ: милый сын,
Как тогда, всегда: ай лав ю.
Вот тебе нетленной красы
Перстень дедовский —
На руку мою.

Каждая тварь в нашей округе
– Цветочна, древесна, кустова —
Стоит на ноге, в ледяной подпруге,
И выхода ждет простова.

Сирень набирается пороху
И крупного синего праха,
И низко проносится – пó руку —
Дыхание смертного страха.

Ива стоит растопыра,
Разбитая, как корыто:
Раззява и простодыра,
Но крестиками покрыта.

Вся дворовáя ботаника
Числится переселенцем,
Просит нелишнего пряника,
Спит под одним полотенцем.

Воздуха мало-мало,
Синь горяча, как сыпь.
…И как упоительно пахнет бензином, мама!
И как удвоительно пахнет бензином, сын.

В небе праздничном, безразничном, фольговом,
В небе жгучем, незапамятном, фольгучем
Видно лестницу, приставленную к тучам,
Сверху донизу исхоженную словом.

И одное семенит,
А другое голосит,
А мое на перекладине качается-висит,

Еле держится,
Скоро сверзится.

Побегут к нему товарищи с расспросами,
Безъязыкими, равно – разноголосыми,
С клекотом, с кряктом:
Как оно? как там?

А в ответ, как колокол, мычат без языка:
– С пятой перекладины такая ммузыка!

Поезд едет долгой белой горкой,
Вдоль нее березки и парковки,
В более не бывший город Горький
Мимо в землю убежавшей Салтыковки,