Екатерина Полянская - На горбатом мосту

Но однажды
приехал кран,
и на землю
пал ещё один неизвестный солдат.

Пьедестал опустел.
Всколыхнулась история.
А добрым людям некогда было подумать:
Ну ладно, солдат есть солдат…
Но при чём тут ребёнок и голубь?
…
Городские старинные стены
имеют славное прошлое,
которого
почти никто уж не помнит.
И все мы тут издавна мочимся —
ведь поблизости нету сортира.

Тайну их долголетия
Изучают теперь реставраторы,
не обременённые делом.
И рассылают воззвания ко всем правительствам мира,
чтоб остановить
катастрофу кислотных дождей
и разъедающих газов.

Речистые предводители школьных экскурсий
славят достоинства стен,
долговечность
их кирпичей и раствора,
а также
мужество их защитников,
как-то забыв, что стены
служили когда-то
и нашим врагам.

Но стенам вполне всё равно.
И экскурсантам – тоже…

…
А вот – очень старая улица,
По которой скользят
пейсатые тени.
Полночной порой стручок месяца
разевает свой рот
и просит скрипача,
того, что давно уже умер,
тронуть в скрипке остатки души.

Чудо музыки никого уже не воскрешает,
Но пока она длится,
в шалманчике с кухней еврейской
чуть лучше вкус цимеса.

Кровати железные,
перины и старые «Зингеры»
притворяются правдой, которую прочно забыли.

Иногда на стекле некто пишет
нечто бессмысленно-подлое —
настолько,
что трудно поверить,
чтоб это писал человек.

Но как мы познаем добро,
если зла не познали?

…
Там, где выстроен офис,
весь стеклянный, в кружеве из алюминия,
был кабачок.
Он один во всём городе
никогда не менял свою вывеску.
Тут всегда было шумно и жарко,
несло дурным пивом,
кухней дешёвою, ну и, конечно, сортиром.
За оцинкованным баром
Царили сивуха, селёдочка в масле
и лимонад.
А за высокими столиками, что были обиты клеёнкой,
потреблялось всё демократично.
Менты говорили – притон.
Тётки – шалман.
Работяги – пивнуха.
Заведующий – ресторан.
Немногие авторы книги жалоб и предложений
Хвалили
легкоусвояемость блюд
и версальскую вежливость
вечно подпитой обслуги.

Однажды ввели бесчеловечный закон
непременно брать сыр на закуску.
Спустя пару месяцев пол
смотрелся картиной Ван Гога.

…
В один год, в один месяц и день
и в час тот же самый
двое упали с крыши.
Один был тверёз,
а другой – в стельку пьяный.
Трезвый умер на месте,
а пьяному – ну хоть бы что.
Этот факт прославил наш город
на родине и за границей.
А кровавый след на асфальте —
предостережение
трезвенникам закоренелым.

Спасённый был выгнан с работы,
зато стал примером живым
«пьяного счастья».
И теперь уж не надо ему
корячиться кровельщиком,
чтоб заработать на водку.
Напротив —
каждый желает с ним выпить
И проставляется.
Да и правду сказать – уж кому,
как не пьяницам, очень нужны
ободряющие примеры
того, что и в их положении
есть всё же светлые стороны.

…
История нашего города имеет свою историю.
Раз – лучше, раз – хуже…
Смотря кто напишет.

Бывали у нас летописцы побед
и хроникёры пожаров.
Они были наиважнейшими,
ведь только лишь эти события —
истинные цезуры
в теченье истории.
Это они
пылают и триумфируют
над серыми буднями
целых эпох и столетий.
Это они —
Вечный источник
вдохновеннейших споров и диспутов
о том, кто победил
и кто поджёг.

Любопытно, что победители,
равно как и поджигатели,
легче входят в историю,
нежели строители города,
ведь строительство
редко бывает возвышенным актом.

А недавно,
когда начинали строительство нового банка,
в том месте, где должен был быть
камень краеугольный,
случайно отрыли
отхожую яму времён эдак средневековья.
Стройку тут же остановили
и с благоговением
стали копаться, чтобы потом изучить,
что выделяют
потроха эпох и столетий.

шестнадцатого декабря
одна тысяча девятьсот девяносто восьмого
года

ранним утром
на улице большого города
появился лось

неизвестно откуда пришедший